хочу поделиться рецензией на книгу известного психотерапевта и любителя истории Леонида Кроля.
Прочел "Записки губернатора" Сергея Урусова -
издательство Захаров.
Во многом, я читаю из-за стиля, если его чувствуешь -
каждый текст это камертон -зеркало, через который много куда попадаешь и потом совсем других людей и обстоятельства узнаешь.
А эта книга - куда более современный Монтень,
неожиданно написанный как путеводитель по времени и месту.
Сочетание вникания и...
Прочел "Записки губернатора" Сергея Урусова -
издательство Захаров.
Во многом, я читаю из-за стиля, если его чувствуешь -
каждый текст это камертон -зеркало, через который много куда попадаешь и потом совсем других людей и обстоятельства узнаешь.
А эта книга - куда более современный Монтень,
неожиданно написанный как путеводитель по времени и месту.
Сочетание вникания и пристрастности, желания разобраться,
с тем чтобы находиться на разумной дистанции, сохранять свое мнение, а еще и находить решения, в пределах своей должности и компетентности.
Это действительно записки губернатора, деятельного и неторопливого, внятного и волевого, вполне ироничного и откровенного.
И вот Молдавия 1903-1904, без ажиотажа, с таким погружением в сонную и трагичную атмосферу (недавно прошли еврейские погромы), а жизнь идет и кажется, что все тут - живут навсегда и движутся в своих потоках, вялым чередом.
Пока никаких эмиграции, революции, кипения страстей,
так страстишки, этнография умными глазами. Вот бы, от лица того времени - не заснуть.
И автор - не засыпает.
Не слишком я знаком с сегодняшними губернаторами,
не думаю, что они заканчивают свой день Салтыковым - Щедриным (ведь тоже одним из первых лиц в области), но кто бы не прочел - почувствует как течет время, независимо от места и эпохи.
Пишет Ирина Таубинская:
Не первый раз читаю его мАстерскую короткую прозу. И горячая поклонница его хокку (и даже обладательница сборника с авторской надписью). Если всё это отбросить, а просто читать, то удовольствие от чтения не меньшее. Чтение не спешное, но ловишь себя на сбитом дыхании. Захлёбываешься от счастья. Это не просто редчайшее владение словом, не просто сюжет (тут как раз он совсем не главное), а смыслы, чувства, отблески, вспышки, дежавю.
Отдельное спасибо за главу...
Не первый раз читаю его мАстерскую короткую прозу. И горячая поклонница его хокку (и даже обладательница сборника с авторской надписью). Если всё это отбросить, а просто читать, то удовольствие от чтения не меньшее. Чтение не спешное, но ловишь себя на сбитом дыхании. Захлёбываешься от счастья. Это не просто редчайшее владение словом, не просто сюжет (тут как раз он совсем не главное), а смыслы, чувства, отблески, вспышки, дежавю.
Отдельное спасибо за главу «Свидетели второго тома», моё филологическое трепетало от восторга, хохотало в голос! А какая природа в этой прозе! С любого места можно читать, возвращаться, перечитывать, смаковать.
И эту книгу смело можно покупать не только в свою библиотеку, а на подарки. Ну хорошо, Новый Год и Рождество уже мимо, но ведь дарить прекрасные книги можно не только к красным датам календаря!
Пишет Марина Собе-Панек:
В последний год жизни у моего дедушки случались, как говорила бабушка, «заскоки». Он внезапно выпадал из реальности и переставал узнавать близких. При этом каким-то обрывком сознания помнил, что его дочь (моя мама) врач - обращался к ней на вы, спрашивал, кто ее вызвал и зачем. А бабушку - свою жену, с которой на тот момент прожил почти 60 лет, - не узнавал совсем. Говорил ей строго: «Женщина, что вы делаете на командном пункте? Немедленно покиньте штаб!» И выгонял в...
В последний год жизни у моего дедушки случались, как говорила бабушка, «заскоки». Он внезапно выпадал из реальности и переставал узнавать близких. При этом каким-то обрывком сознания помнил, что его дочь (моя мама) врач - обращался к ней на вы, спрашивал, кто ее вызвал и зачем. А бабушку - свою жену, с которой на тот момент прожил почти 60 лет, - не узнавал совсем. Говорил ей строго: «Женщина, что вы делаете на командном пункте? Немедленно покиньте штаб!» И выгонял в подъезд. Бабушка отсиживалась у соседей, плакала, жаловалась на мужа, который «сошел с ума»…
К счастью, деменция (раньше говорили «старческий маразм») придет не к каждому. К сожалению, ее приход чаще всего обнаруживается, когда уже поздно. И вовсе не потому, что первые признаки не заметны, а потому что мы сами не хотим их замечать. Точнее, не хотим признавать, что наши родители «немножко сошли с ума».
Деменция не лечится, но её развитие можно притормозить, а в некоторых – очень редких - случаях даже повернуть процесс вспять.
Как запеленговать деменцию на дальних подступах, чтобы по максимуму снизить ущерб от её вторжения. Что делать, если распад личности уже начался. Как помочь себе и близким. Как сохранить собственные силы. И главное, как вести себя с родными, которые уже ушли от нас, хотя и остаются рядом.
В издательстве «Захаров» вышла книга Елены Афанасьевой «Моя мама сошла с ума» (редактор Анна Алавердян). Это не просто очень личная история автора, в книге собраны рассказы самых разных людей (в том числе, любимой нашей Юли Баевой, пани Прапора) о своем опыте. А самое главное там есть комментарии врачей, советы психиатра и геронтолога.
Книга тяжелая, но очень важная и нужна. Я думаю, она многим поможет удержать равновесие в ситуации, когда кажется, что мир рухнул.
Моя бабушка пережила деда на три года. Ушла в те же 78, что и он. До конца жизни сохраняла ясный ум и… обиду на деда, за то, что выгонял ее из дома. Так и не смогла понять и принять его болезнь. Или не захотела.
Михаил Шевелев пишет:
Ленин и при жизни был неприятный человек, а в мавзолее стал невыносим. Но как ему удалось этого добиться?
Один из самых полезных ответов на этот вопрос содержится в мемуарах А.И. Спиридовича «История большевизма в России» (издательство «Захаров»). Автор был жандармским генералом, изучал биографию Ленина и его окружения по долгу службы и изложил сухим языком рапорта.
Ответов, собственно два.
Во-первых, Ленин идеально подтвердил правильность формулы «Готовят...
Ленин и при жизни был неприятный человек, а в мавзолее стал невыносим. Но как ему удалось этого добиться?
Один из самых полезных ответов на этот вопрос содержится в мемуарах А.И. Спиридовича «История большевизма в России» (издательство «Захаров»). Автор был жандармским генералом, изучал биографию Ленина и его окружения по долгу службы и изложил сухим языком рапорта.
Ответов, собственно два.
Во-первых, Ленин идеально подтвердил правильность формулы «Готовят революции идеалисты, осуществляют фанатики, пользуются их плодами мародеры». Уникальность его в том, что он успел побывать в первых двух ролях, а до третьей не добрался не по своей вине.
Во-вторых, записки А.И. Спиридовича свидетельствуют, что не жильцы были Российская империя и русское самодержавие к началу двадцатого века. Не Ленин бы их закопал, нашлись бы другие. Грех было пройти мимо такой легкой добычи. Даже искренняя вера автора в то, что сговор большевиков с германским генеральным штабом сыграли решающую роль в этой катастрофе – подтверждение того, что состояние умов тогдашнего правящего класса оставляло желать много лучшего.
Самое, интересное, конечно – сколько человек в администрации президента Российской Федерации прочитали эту книгу сто лет спустя? Похоже, что ни одного, иначе не пародировали бы описанные в ней события так тщательно.
Ксения Драгунская пишет:
«Да я же его своими глазами видела!» - чуть не завопила я, когда мне позвонили из издательства «Захаров» и предложили написать краткий отзыв о книге Юрия Векслера «Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному писателю». Видела же я Горенштейна при таких обстоятельствах.
В писательском посёлке на Пахре нашим ближайшим соседом был Юрий Трифонов. Выходим однажды мы с мамой за калитку и видим, что Юрий Валентинович прощается, жмёт руку крупному, рослому человеку в...
«Да я же его своими глазами видела!» - чуть не завопила я, когда мне позвонили из издательства «Захаров» и предложили написать краткий отзыв о книге Юрия Векслера «Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному писателю». Видела же я Горенштейна при таких обстоятельствах.
В писательском посёлке на Пахре нашим ближайшим соседом был Юрий Трифонов. Выходим однажды мы с мамой за калитку и видим, что Юрий Валентинович прощается, жмёт руку крупному, рослому человеку в клетчатой ковбойке. И человек уходит в сторону шоссе, где автобусы в Москву...
- Юра, кто это? - спросила мама.
- Это, Аллочка, крупнейший писатель современности, Фридрих Горенштейн. Только его не знает никто. Не печатают...
...И вот книжка о Горенштейне. Какая радость, что мне она досталась! Не оторваться! Интереснейшие воспоминания писателей и режиссёров, протоколы мосфильмовских худсоветов, где гнобили сценарии и заявки ФГ, интервью и эссе ФГ, жутковатая, но гомерически смешная история похорон Тарковского и последующего паломничества на могилу...
Паола Волкова назвала Горенштейна «библейским». Действительно, из всех воспоминаний, интервью и текстов самого Горенштейна складывается портрет уникально мощной необычной личности с характером, мягко говоря, «сложным». Но невзгоды раннего детства, сиротство, бедность, бездомье, лютая зависть и злоба ряда «товарищей по цеху», замалчивание - не способствуют формированию ангельского нрава...
Прекрасно, что есть у Горенштейна преданый исследователь Юрий Векслер, собравший эту интереснейшую книгу. Это подвиг, Юрий Борисович, спасибо Вам!
Пересказывать книгу нет смысла. Брать и читать. Особенно молодым писателям.
Артур Гивариргизов пишет:
Прочитал у Михаила Бару:
Тридцать пять в тени…
Ворона клюёт
Высохшую лужу
Посмотрел в окно на клюющую высохшую лужу ворону, вздохнул и подумал:
«Скорее бы уже:
На голой ветке
Ворон сидит одиноко…
Осенний вечер»
Ну да, у Басё печальное стихотворение, а я его в шутку… Так получилось, само. Вон у Михаила печальные и шутливые трёхстишия так близко друг к другу, на соседних страницах, это для меня.
Читаю новую книжку Михаила Бару, хочется...
Прочитал у Михаила Бару:
Тридцать пять в тени…
Ворона клюёт
Высохшую лужу
Посмотрел в окно на клюющую высохшую лужу ворону, вздохнул и подумал:
«Скорее бы уже:
На голой ветке
Ворон сидит одиноко…
Осенний вечер»
Ну да, у Басё печальное стихотворение, а я его в шутку… Так получилось, само. Вон у Михаила печальные и шутливые трёхстишия так близко друг к другу, на соседних страницах, это для меня.
Читаю новую книжку Михаила Бару, хочется поделиться:
Ветер утих...
Солнечный луч в паутину
Осторожно вплетает паук
***
Первые заморозки...
Среди желтеющей травы
Одинокий конь в пальто
***
Осенний ветер...
Из акварели в гравюру
Превращается сад
***
"Баррикадная"...
Девушка ждёт кого-то
Третий бублик подряд
***
Кончилась водка...
Спорим о прочитанном
На этикетке
***
Кактус расцвёл...
Попробуй и ты улыбнуться,
Любимая...
***
Бессонница...
Лезут в голову
Мысли жены
***
Столик на улице...
Утреннюю газету
Приносит ветер
***
Закрывают...
Девушка в углу докуривает
Одиночество
***
Промелькнул,
Успел лишь махнуть занавеской
Дом у дороги,
В котором мы прожили долго
И счастливо бы
Денис Говзич пишет:
ИСТОРИЯ БОЛЬШЕВИЗМА В РОССИИ
Во времена СССР нам много и подробно рассказывали о революции и большевиках. Но так ли всё было? Ведь историю пишут победители. И они не хотят выставлять себя в невыгодном свете.
Если вы хотите узнать о том, как всё это выглядело на самом деле, то вам обязательно следует прочесть эту книгу. Конечно, взгляд автора не является единственно верным. Как и не является единственно верной информация, которую нам преподносили в советские времена....
ИСТОРИЯ БОЛЬШЕВИЗМА В РОССИИ
Во времена СССР нам много и подробно рассказывали о революции и большевиках. Но так ли всё было? Ведь историю пишут победители. И они не хотят выставлять себя в невыгодном свете.
Если вы хотите узнать о том, как всё это выглядело на самом деле, то вам обязательно следует прочесть эту книгу. Конечно, взгляд автора не является единственно верным. Как и не является единственно верной информация, которую нам преподносили в советские времена. Правда, пожалуй, где-то между.
Но вот что пишут об этой книге:
«Жандармский генерал Спиридович так стремился сохранить объективность в своем труде, основанном исключительно на документальных данных, что, помимо его воли, читатель приходит к неутешительному выводу: выросшие на наших глазах из маленькой группы левых социал-демократов большевики и, в частности, «твердокаменный Ульянов-Ленин» — были единственной силой, желающей и способной взять власть в свои руки. На фоне их непоколебимости, фантастической (и фанатичной, конечно) способности продавливать свою точку зрения, использовать все средства и преодолевать любое сопротивление бледно и немощно выглядят абсолютно все – от царского правительства до кадетов и эсеров. Это был не вопрос целесообразности, а вопрос энергии: такой поток сметет на своем пути всё, и автор это будущее ясно предвидел».
Так что читайте и решайте кому верить больше: проигравшему жандармскому генералу или победившим большевикам.
Книга документальная , но после прочтения полностью соглашусь с издателями:
«действие набирает темп как в хорошо закрученном приключенческом романе: последние главы, несмотря на их величину, прочитываются на одном дыхании. (И у многих, подозреваем, вызовут слезы отчаяния.)»
Сергей Махотин пишет:
***
Солнечно
Девушка выходит из кафе
Отряхивая взгляды
***
Сна ни в одном глазу…
Ворочаемся
С моего бока на твой
***
Идем в театр…
Ухмыляются в спину
Окна рюмочной
***
Солнечно
Малыш облизывает эскимо
Всем телом
Михаила Бару хочется цитировать. Читать вслух друзьям. Удовольствие от чтения «Из акварели в гравюру» я для себя сравниваю с удовольствием от чтения «Дневника» Жюля Ренара. Да ведь и у Миши это своего рода дневник. В автобиографическом рассказе...
***
Солнечно
Девушка выходит из кафе
Отряхивая взгляды
***
Сна ни в одном глазу…
Ворочаемся
С моего бока на твой
***
Идем в театр…
Ухмыляются в спину
Окна рюмочной
***
Солнечно
Малыш облизывает эскимо
Всем телом
Михаила Бару хочется цитировать. Читать вслух друзьям. Удовольствие от чтения «Из акварели в гравюру» я для себя сравниваю с удовольствием от чтения «Дневника» Жюля Ренара. Да ведь и у Миши это своего рода дневник. В автобиографическом рассказе «Из жизни одного ежа» он пишет:
«Сначала я попробовал написать что-то о природе, но быстро от природы отступился. Какие цветы в какое время года цветут, какие птицы когда поют, когда прилетают и улетают, я не знал. Поэтому с сезонными словами тоже не заладилось. И вообще — все эти цветущие вишни и сливы, кустики хаги, печальные кукушки и обезьяны, самураи и гейши были страшно от меня далеки. Ничего такого или похожего на такое я в свое окно не видел. В окно я видел пьяного, спящего под жестяным грибком на детской площадке; милиционера, пытающегося разбудить пьяного просто словами и словами, составленными в многоэтажные конструкции; ворону, расхаживающую возле них и думающую о том, что как только пьяного затащат в милицейский уазик, она быстро заберет лежащий рядом с ним кусок колбасы и улетит на крышу трансформаторной будки. Впрочем, и о природе было мне что сказать. Как-то раз, проезжая во время весеннего половодья через разлившуюся Оку по автомобильному мосту, увидел я брошенный на берегу реки экскаватор, от которого только ковш и торчал над водой. Конечно, экскаватор был не похож на цаплю из хайку Басё, бредущую по колено в воде, но… цаплю я видел только в зоопарке, в далеком детстве, а брошенный ржавый экскаватор стоял под мостом еще полгода, пока его не разрезали автогеном на металлолом и не бросили разрезанное ржаветь там же. Или взять, к примеру, тему тещи, которая в японской поэзии практически не разработана. Или особенности русской рыбалки…
Вот обо всем этом я и решил писать».
Спасибо издательству «Захаров» и редактору Алексею Алёхину, который в предисловии к книге Михаила Бару советует читать её медленно, «отхлебывать мелкими глотками, как горячий чай с липовым настоем, а лучше с доброй порцией рябиновки».
Елена Янович пишет:
Ну вот, прочитала и я "Пазл Горенштейна". Это книга о любви - о любви Юрия Векслера Юрий Векслер к Фридриху Горенштейну.
Откуда берется любовь? Бог ее знает.. Ну попалась в Москве Юре напечатанная за границей пьеса "Бердичев", ну попросил он о встрече в Берлине человека в тельняшке, похожего на боцмана, ну понял, что имеет дело с большим, даже великим писателем... Но почему-то не остановился, много лет занимался возвращением его творчества на...
Ну вот, прочитала и я "Пазл Горенштейна". Это книга о любви - о любви Юрия Векслера Юрий Векслер к Фридриху Горенштейну.
Откуда берется любовь? Бог ее знает.. Ну попалась в Москве Юре напечатанная за границей пьеса "Бердичев", ну попросил он о встрече в Берлине человека в тельняшке, похожего на боцмана, ну понял, что имеет дело с большим, даже великим писателем... Но почему-то не остановился, много лет занимался возвращением его творчества на родину, в Россию, снял о нем фильм и вот, наконец, собрал как пазл книгу о Горенштейне - "памятник неизвестному писателю". Слово любовь вообще часто встречается в этой книге. Вот Паола Волкова об Андрее Тарковском: "Как он к Фридриху относился? Как ни к кому, просто как ни к кому! Если он мог любить, он его любил". Или Андрон Кончаловский о совместной работе над "Рабой любви": "Фридрих мог иногда вспылить. Если бы не мое уважение...нет, уважения у меня ни к кому не было тогда, скорее любовь к нему...". Не знала грешным делом, что Горенштейн был автором сценария в "Первом учителе", "Солярисе", "Рабе любви" (вместе с Кончаловским), придумал несколько монологов для "Андрея Рублева".
И, наконец, Бердичев. Город, о котором Гроссман написал свой первый рассказ "В городе Бердичеве" (будущий аскольдовский "Комиссар"), а Горенштейн - пьесу. 11 сентября 1941 года в Бердичеве мать Гроссмана вместе со всеми бердическими евреями расстреляли немцы. 5 июля, за два дня до прихода немцев, сын расстрелянного Сталиным отца и репрессированной матери 9-ти летний Фридрих Горенштейн бежал из Бердичева, потому что в дом его родственников попала бомба и им негде стало жить: "В 44-м году я приехал туда и нашел эту воронку. Потом были еще бомбы и пули, но эту бомбу я помню, и я про нее напишу. Это моя бомба. Интересно, кто же сидел тогда в самолете?"
Сергей Попов пишет:
О писателе Фридрихе Горенштейне вспоминают нечасто. Тем интересней было читать вышедшую в 2020 году в издательстве «Захаров» книгу Юрия Векслера « Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному писателю». Автор знаменитого рассказа “Дом с башенкой», напечатанного в середине шестидесятых в «Юности», и романа «Псалом», вызвавшего горячие и противоречивые отклики, представлен в книге ярко и многомерно. Конечно, чтобы судить о писателе, достаточно прочитать его труды. Или...
О писателе Фридрихе Горенштейне вспоминают нечасто. Тем интересней было читать вышедшую в 2020 году в издательстве «Захаров» книгу Юрия Векслера « Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному писателю». Автор знаменитого рассказа “Дом с башенкой», напечатанного в середине шестидесятых в «Юности», и романа «Псалом», вызвавшего горячие и противоречивые отклики, представлен в книге ярко и многомерно. Конечно, чтобы судить о писателе, достаточно прочитать его труды. Или увидеть на экране. А Горенштейном написано немало сценариев для кинофильмов - "Первый учитель". "Солярис"."Раба любви"... Но книга Юрия Векслера - случай особый. Впечатление от неё оформляется в крамольную мысль, что ощутить этого автора возможно и без предварительного знакомства с его наследием. Через "непричёсанные" воспоминания Андрея Кончаловского, Евгения Попова, Марка Розовского. Через полемику с Григорием Померанцем. Через интервью Виктору Ерофееву. Через статью Ефима Эткинда. Через рассуждения самого Фридриха Горенштейна.... И всё более и более подробное знакомство с героем книги вызывает всё более и более отчётливое желание прочитать или перечитать его сочинения.
"Памятник неизвестному писателю" - это хитрый капкан, выбраться из которого проблематично. И в самом деле - начинать чтение можно с любой страницы - книга всё равно не отпустит. Неизбежно возникнет стремление вернуться к началу, а потом забежать вперёд, а потом выхватить из текста ещё что-то... Почему? Потому что интересно. И пробуждается этот читательский интерес без ощутимого авторского нажима. И потому текст не отпугивает объёмом и документальностью, а затягивает в себя незаметно и надолго.
Странный, неудобный, взрывной Горенштейн, конечно же, ещё недопрочитан. И внушительной толщины книга материалов о "неформатном" писателе важна и нужна.
Пишет Надежда Яцык:
Сегодня передали нам книжку Алексея Белякова. Дай, думаю, гляну пять минуточек, что за вещь. Алексея я в ФБ читаю, хорошо так пишет.
Нырнула - и пропала. Половину уже прочла.
Так славно. И спорно. И где-то я совсем, вот совсем не согласна! И очень откровенно - ну как такое ребенку писать?.. и очень личное всякое.
А потом читаю дальше - и киваю. Все так.
А потом читаю дальше - и прямо до слез трогает.
Честная книжка получилась. Я могу не соглашаться,...
Сегодня передали нам книжку Алексея Белякова. Дай, думаю, гляну пять минуточек, что за вещь. Алексея я в ФБ читаю, хорошо так пишет.
Нырнула - и пропала. Половину уже прочла.
Так славно. И спорно. И где-то я совсем, вот совсем не согласна! И очень откровенно - ну как такое ребенку писать?.. и очень личное всякое.
А потом читаю дальше - и киваю. Все так.
А потом читаю дальше - и прямо до слез трогает.
Честная книжка получилась. Я могу не соглашаться, вздыхать, спорить в душе, но я верю - все так и было. Да, все так и есть.
И очень трогательная книга. И очень классная.
Язык отличный, письма небольшие, без нравоучений и позёрства, вообще без этого.
И это очень интересно, правда.
Просто - пишет папа. Пишет дочке - Кира. Я тебя люблю. Вот послушай...
Николай Коляда пишет:
Много дней читаю "Попутчики" Фридриха Горенштейна.
Нет времени, хотя хочется сесть и читать, не отрываясь, но еще - не хочется заканчивать чтение.
А еще многое - многие строчки - хочется снова и снова перечитать, подумать над ними.
" ... Заказов было много и писать приходилось часто, то канализацию к даче подвести надо, то новая шуба жене потребовалась. Говорит: «Ещё мне на шубу водевиль напиши, или кинокомедию и за своё садись».
Легко сказать –...
Много дней читаю "Попутчики" Фридриха Горенштейна.
Нет времени, хотя хочется сесть и читать, не отрываясь, но еще - не хочется заканчивать чтение.
А еще многое - многие строчки - хочется снова и снова перечитать, подумать над ними.
" ... Заказов было много и писать приходилось часто, то канализацию к даче подвести надо, то новая шуба жене потребовалась. Говорит: «Ещё мне на шубу водевиль напиши, или кинокомедию и за своё садись».
Легко сказать – за своё, а что оно, своё, где оно, своё?
Вот я не сплю ночами, у меня бывают боли, после приёма пищи, почечные колики, сердечная недостаточность, приводящая даже к пульсации печени, синхронно с пульсацией сердца, так, что иногда мне кажется, будто сердце моё переместилось из левой половины груди в правый бок.
И всё это потому что, чем дальше идёт время, тем более чувствую я эти железные кавычки на себе, а иногда, особенно ночью, хочется сорвать их, пусть даже с кровавыми кусками собственной кожи и мяса, в которые они глубоко вросли. Чем более я старею, тем сильней хочется воли, даже опасной, голодной воли.
Хочется сорваться с цепи и убежать куда-нибудь в лес, под прицел волчьих глаз, чтоб хотя бы умереть с раскавыченным сердцем и раскавыченной душой.
Вот почему я так стремился к себе в номер гостиницы, где меня, как невеста, ждала чистая писчая бумага высшего качества. Ибо качеству бумаги я придаю теперь особое значение. Может быть иной, свободный, нищий гений, никогда не зарабатывавший бутылкой чернил двухэтажной дачи, способен написать нечто великое и на бумаге обёрточной, упаковочной, сделанной из жёсткой пеньки, пакли и соломенной массы.
Может быть поэт, питающийся колбасными обрезками, может написать нечто прочное и на бумаге дешёвой, легко рвущейся, газетной, сделанной из третьесортной древесины с примесью целлюлозы. Мне, для праздничного свидания моего, нужна только бумага высшего качества, только первого класса.
Бумага гладкая, упругая, как молодая женская кожа, с крепкими волокнами из чистого хлопка или чистого льна. Эта бумага должна обладать также всасывающими способностями, чтоб всосать и закрепить в себе, излитое мной.
Терпеть не могу бумагу, по которой расплываются чернила.
И вот передо мной такая бумага, с всасывающими способностями, купленная по привилегии, заграничная, северная, сделанная, по старому скандинавскому рецепту, так, что ею, возможно, пользовался и Кнут Гамсун, возненавидевший разум и воспевший освобождение человеческой личности через безумие, через утончённое безумие.
Я сам в эти дни понял, как сильна радость безумия, как заманчив и страшен его соблазн, обещающий превратить каторжника, труженика в розовое, безответственное дитя.
Иногда я подходил к окну утром и Здолбунов качался передо мной, как в иллюминаторе океанского лайнера. Какие–то дома, какие–то пешеходы, какой–то городской транспорт. Ничего определённого. Типовой советский город и всё. Вечера были более понятны. Горело несколько вывесок на украинском языке, провинциальный газ-неон. Зелёным «Одяг», красным – «Перукарня», синим – «Гудзыки». («Одежда», «Парикмахерская», «Пуговицы». Укр.)
Ночью я спал профессионально, то-есть внезапно оборвав похрапывание, вскакивая, зажигал лампу и ловил в тёмном воздухе, как комара, улетающую мысль или образ, прикалывал их пером к бумаге. Так я жил.
С плотно закрытым ртом я вопил от древних кошмаров и плакал от ночного счастья, я открыто и всенародно произносил слова, уголовно наказуемые, и размышлял о вопросах, которыми издавна мучают человека силы нечеловеческие.
А белокожая, атласно-гладкая, скандинавская бумага всё это всасывала, всасывала, всасывала.
Наконец я поставил точку.
Я кончил.
И кончив, понял, что теперь надолго останусь импотентом, буду обращаться к бумаге без любви, а лишь по долгу службы..."
Леонид Кроль пишет:
Прочел "Записки губернатора" Сергея Урусова -
издательство Захаров.
Во многом, я читаю из-за стиля, если его чувствуешь -
каждый текст это камертон -зеркало, через который много куда попадаешь и потом совсем других людей и обстоятельства узнаешь.
А эта книга - куда более современный Монтень,
неожиданно написанный как путеводитель по времени и месту.
Сочетание вникания и пристрастности, желания разобраться,
с тем чтобы находиться на разумной...
Прочел "Записки губернатора" Сергея Урусова -
издательство Захаров.
Во многом, я читаю из-за стиля, если его чувствуешь -
каждый текст это камертон -зеркало, через который много куда попадаешь и потом совсем других людей и обстоятельства узнаешь.
А эта книга - куда более современный Монтень,
неожиданно написанный как путеводитель по времени и месту.
Сочетание вникания и пристрастности, желания разобраться,
с тем чтобы находиться на разумной дистанции, сохранять свое мнение, а еще и находить решения, в пределах своей должности и компетентности.
Это действительно записки губернатора, деятельного и неторопливого, внятного и волевого, вполне ироничного и откровенного.
И вот Молдавия 1903 -1904, без ажиотажа, с таким погружением в сонную и трагичную атмосферу (недавно прошли еврейские погромы), а жизнь идет и кажется, что все тут -живут навсегда и движутся в своих потоках, вялым чередом.
Пока никаких эмиграции, революции, кипения страстей,
так страстишки, этнография умными глазами. Вот бы, от лица того времени -не заснуть.
И автор - не засыпает
Не слишком я знаком с сегодняшними губернаторами,
не думаю, что они заканчивают свой день Салтыковым - Щедриным (ведь тоже одним из первых лиц в области), но кто бы не прочел- почувствует как течет время, независимо от места и эпохи.
Леонид Кролль пишет:
Вот сейчас читаю Аксель Мунте "Легенда о Сан Микеле" - это заметки модного врача, неторопливо рассказывающего о
своей жизни в профессии.
Наткнулся на главы, где описывается мода на гипноз -
конец 19, начало 20, Шарко, Париж и прочее Нанси с Бернхеймом (ребята друг друга ненавидели, но и что с того).
Шарко, в своей клинике, имел целые палаты сомнамбул,
из усыпляли все кому не лень (и кому лень - тоже).
Концепция истерии, подверженности гипнозу, вся эта...
Вот сейчас читаю Аксель Мунте "Легенда о Сан Микеле" - это заметки модного врача, неторопливо рассказывающего о
своей жизни в профессии.
Наткнулся на главы, где описывается мода на гипноз -
конец 19, начало 20, Шарко, Париж и прочее Нанси с Бернхеймом (ребята друг друга ненавидели, но и что с того).
Шарко, в своей клинике, имел целые палаты сомнамбул,
из усыпляли все кому не лень (и кому лень - тоже).
Концепция истерии, подверженности гипнозу, вся эта аура
сладкого морока Европы, задолго до заката. На среды Шарко -собирался "весь Париж": журналисты, бизнес, врачи.
Это такое узнаваемое явление -эти жгучие глаза, сжатые челюсти, авторитет до небес и гнев Зевса на тех которые посмели...
Вот уж прошло как с белых яблонь дым, чтобы заново, неоднократно, возрождаться в разных углах, выныривая властными привидениями.
Вся книга - неторопливое изложение о частной практике,
английский посол встречается в приемной с датским поверенным, рассуждения о том, как неприлично посылать счета (между прочим, если не обозначать -дают больше, по слову автора).
Мопассан рыдает на плече автора, который идет спасать его бывшую возлюбленную, уже гибнущую в лечебнице. Туберкулез косит, соревнуясь с сумасшествием от паралича (третичного сифилиса).
Автор везет в закрытом купе больного с маниакальными приступами, тот его душит, но оба, чудом, добираются до нужных палат.
Автор прожил долгую жизнь, вроде как было не так давно, но читается как хроники с другой планеты.
Стиль тоже заслуживает - романтическая возвышенность дышит искренностью, а разоблачение чудес оборачивается россыпью фактов для этнографа.
Татьяна Хохрина пишет:
КЛАССНОЕ ЧТЕНИЕ
Я давно заметила, что чем становлюсь старше, тем меньше меня увлекает беллетристика и больше - документальная литература. Видимо, в историях о встречах и расставаниях, любви и смерти с определенного момента реальной перспективой оказывается только последняя, а это, согласитесь, сомнительное удовольствие. Другое дело -документалистика. Голова и так уже повернута назад, в прошлое, и оно, и частное, личное, и общее, на фоне которого это частное было,...
КЛАССНОЕ ЧТЕНИЕ
Я давно заметила, что чем становлюсь старше, тем меньше меня увлекает беллетристика и больше - документальная литература. Видимо, в историях о встречах и расставаниях, любви и смерти с определенного момента реальной перспективой оказывается только последняя, а это, согласитесь, сомнительное удовольствие. Другое дело -документалистика. Голова и так уже повернута назад, в прошлое, и оно, и частное, личное, и общее, на фоне которого это частное было, волнует и занимает куда больше, особенно во времена катаклизмов, сомнений и выбора.
Вот и сейчас самым интересным, что я обнаружила в последнее время благодаря издательству Захаров, оказалась опубликованная в 2019 г.
ИСТОРИЯ БОЛЬШЕВИЗМА В РОССИИ:ОТ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ДО ЗАХВАТА ВЛАСТИ.1883-1903-1917, написанная АЛЕКСАНДРОМ ИВАНОВИЧЕМ СПИРИДОВИЧЕМ, генерал-майором отдельного корпуса жандармов, ялтинским градоначальником и начальником Киевского охранного отделения. Арестованный в Февральскую революцию, он по счастью был выпущен под денежный залог и сумел в 1920 г.эмигрировать во Францию, а позже, уже в 50-х переехать в США. Его книга об истории русского большевизма впервые увидела свет в Париже в 1922 г. И является одним из наиболее полных и точных исследований большевизма в России.
Книга это не просто очень информативна, она захватывающе увлекательна. Автор ее, имевший в служебном доступе все личные досье, оперативные донесения, уголовные дела и секретные материалы в отношении всех деятелей революционного и, в частности, большевистского движения, дает предельно глубокий, об’ективный и всесторонний анализ и конкретных личностей, и их деятельности по захвату власти.
Книга содержит целую галерею нелицеприятных и потрясающе интересных портретов Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Парвуса, Плеханова, Дана, Горького, Ганецкого,Потресова, Крупской, Засулич, Цедербаума, Красина, Воровского и множества других. Если из учебников и советских исследований по истории мы видели их скорее либо преукрашенными памятниками, либо картонными злодеями, то здесь, когда они только появляются на арене истории, формируются, меняют свои взгляды и группировки, портреты становятся живыми и неоднозначными. Сведения о них читаются как захватывающий авантюрный роман!
Как иллюстрацию приведу только маленький фрагмент одного из описаний Ленина. «Он маленького роста, широкоплеч и сухощав. Купол черепа обширен и высок, но далеко не так преувеличенно, как это обычно выходит на фотографических ракурсах…Остатки волос …свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно красно-рыж. Руки у него большие и очень неприятные….Прошлым летом в парижском зоопарке, увидев золотисто-красные глаза обезьяны-лемура,…я наконец нашел цвет ленинских глаз, но у лемура зрачки большие…, а у Ленина они точно проколы, сделанные тоненькой иголкой….».
События, описываемые А.И.Спиридовичем охватывают период в 34 года, за который все эти персонажи из сомневающихся и бунтарски настроенных молодых разночинцев превратились в жестких, жестоких, жаждавших власти и не останавливающихся ни перед чем функционеров. Их подробная эволюцию интересна не только в историческом, но и в сравнительном аспекте и очень способствует пониманию того, что можно ждать от революционных фанатиков и авантюристов и как формируется механизм захвата власти от его зарождения до известного исхода.
Очень советую всем, кто интересуется историей России и личностями, ее воплощавшими, обратить внимание на эту книгу. Клянусь, не пожалеете! Трудно переоценить, насколько она интересна!
Евгения Лещинская пишет:
Я, было, подумала – что-то юмористическое. Название почти водевильное. А начала читать и сразу поняла: нет, здесь не до шуток. Очень реальные, очень правдивые истории про то, как наши пожилые родители покидают нас. И уход этот зачастую начинается задолго до их ухода физического - с потери памяти, разума, адекватности. Быть может, я скажу страшное, жестокое: по мне, быстрая смерть предпочтительней затянувшейся жизни с глубокой деменцией. Но ведь тут, к сожалению, не...
Я, было, подумала – что-то юмористическое. Название почти водевильное. А начала читать и сразу поняла: нет, здесь не до шуток. Очень реальные, очень правдивые истории про то, как наши пожилые родители покидают нас. И уход этот зачастую начинается задолго до их ухода физического - с потери памяти, разума, адекватности. Быть может, я скажу страшное, жестокое: по мне, быстрая смерть предпочтительней затянувшейся жизни с глубокой деменцией. Но ведь тут, к сожалению, не выберешь и не закажешь. И никогда не узнаешь заранее, что ждет именно тебя. Тяжелая тема. Говорить трудно. Не сказать – невозможно. Теперь я понимаю, как мне, в сущности, повезло никогда не увидеть своих родителей, глядящих на меня пугающим чужим взглядом, теряющих волю и рассудок, погружающихся в безумие. Всё глубже и глубже. Ежедневно. Но я лично знаю людей, которых постигло это несчастье. И не берусь ответить на вопрос: кто страдает больше? Измотанные болезнью мамы и папы, дедушки и бабушки или те, кто всё это время живёт рядом, на пределе, на выдохе. Очень часто они просто не в состоянии до конца осмыслить происходящее и осознать, как именно с этим надо жить.
Пожалуй, книга «Моя мама сошла с ума» не только отвечает на сто вопросов, но и помогает осознанно принять новую реальность. Понять, как в ней не тянуть лямку, не дойти до ручки, не тускло существовать, а именно жить. Во-первых, здесь собраны советы и рекомендации самых разных специалистов – от психологов до геронтологов. А во-вторых (что самое ценное!), – рассказы людей, в том числе известных, публичных, про то, как это происходит в их жизни, с их родителями и с ними. Одного из авторов, Юлю(Юлия Баева), скорее всего, знаю не только я. Это вообще совершенно уникальный, «штучный» человек, на долю которого выпало столько испытаний, какие и десятеро вряд ли вытянут. А она – одна! – сумела. В ее жизни случилась война, и гибель сына Антона, и усыновление трех малышей из детдома, и обретение нового места жительства, буквально с нуля. Все эти тяготы Юля преодолевала с таким внутренним оптимизмом, не давя на жалость, не проклиная обстоятельства, ни разу не пожелав никому зла, что всякий раз я, (да и не только я, наверное) задавалась вопросом: откуда берется у человека столько жизненной энергии. Еще одной проверкой на прочность стала болезнь мамы. Случилось как раз это самое – «моя мама сошла с ума». И Юля, день за днем ухаживая за мамой и описывая происходящее, ни разу не позволила себе расслабиться, предаться унынию или высказать малейшее раздражение. Всегда с улыбкой, нежностью и теплом. Чего это ей стоило? Я не знаю. Быть может, вы сможете понять, прочтя Юлины заметки.
Нам не дано предугадать…Помните об этом, пожалуйста. А за книгу – спасибо автору и всем принявшим участие в ее составлении.
Алла Подрабинек пишет:
Редактор этой книги предупредила меня, что она сложная для восприятия. Но я открыла её и уже не смогла закрыть, пока не дочитала, потому что оторваться от неё невозможно. Не потому, что тема очень близка мне. Скорее потому, что написана она прекрасно, да к тому же одна из её героинь - Юлия Баева, наша Пани прапор и слово "героиня" тут во всех его значениях.
Книга о том, от чего никто из нас не застрахован, о старческой деменции. О том, что просто...
Редактор этой книги предупредила меня, что она сложная для восприятия. Но я открыла её и уже не смогла закрыть, пока не дочитала, потому что оторваться от неё невозможно. Не потому, что тема очень близка мне. Скорее потому, что написана она прекрасно, да к тому же одна из её героинь - Юлия Баева, наша Пани прапор и слово "героиня" тут во всех его значениях.
Книга о том, от чего никто из нас не застрахован, о старческой деменции. О том, что просто необходимо знать каждому. Люди написали тысячи и тысячи учебников на все случаи жизни, а на этот - в основном медицинские книжки, которые доступны далеко не всем. "Моя мама..." это понятный разговор об очень важных вещах.
Меня Бог миловал, мои мама и свёкор обошлись без этой беды. Ну, почти. Свёкор болел недолго, очень трудно было только последние несколько месяцев. Но сегодня я весь день думаю о том, насколько проще было бы мне и ему, если бы я прочитала эту книгу тогда.
В моём близком окружении и сейчас есть люди, которые близко и остро столкнулись с этой проблемой. Каждый решает её по-своему, в соответствии со своими возможностями и сейчас первое, что я сделаю - пошлю им эту книжку.
Вот, пожалуй, ключевая фраза, которая мне в ней попалась: "Это надо объяснять с детства и преподавать в школе".
Обязательно прочтите, это хорошая и нужная книга.
Пишет Лилия Владимирова:
Один из моих самых липких страхов - отлёт кукухи.
Не, учитывая генный бэкграунд, шансов спиться и не дожить до деменции у меня в разы больше, но почему-то я всегда боялась старости + потери рассудка. Ясно же, что основной ужас бытия с безумной старушкой достанется моим детям, а меня и в здравом-то уме любить нелёгкий крест.
Поэтому я не дыша и со слезами на глазах смотрела, как мужественно и мудро справляется моя любимая Юлия Баева с невыносимым преображением...
Один из моих самых липких страхов - отлёт кукухи.
Не, учитывая генный бэкграунд, шансов спиться и не дожить до деменции у меня в разы больше, но почему-то я всегда боялась старости + потери рассудка. Ясно же, что основной ужас бытия с безумной старушкой достанется моим детям, а меня и в здравом-то уме любить нелёгкий крест.
Поэтому я не дыша и со слезами на глазах смотрела, как мужественно и мудро справляется моя любимая Юлия Баева с невыносимым преображением любимой мамы в капризного ребёнка, которого опасно надолго оставлять одного, с кем трудно и кто в её памяти был взрослым, сильным, крепким. Очень мне хотелось защитить Юлю от мамы, порой я впадала в ярость бессилия. Собрать денег на дом для Юли и детей гораздо проще, чем день за днём видеть переживания дорогого человека и не мочь облегчить его участь.
В книге, где описаны любовь, нежность, юмор и много боли, истории живых и близких нам людей, которые не застрахованы от изменений в психике. Читать её порой тяжело, иногда весело и уж точно полезно, если вы не собираетесь жить вечно на необитаемом острове.
Не знаете, что почитать?