Более ста лет назад русские футуристы издавали свои книги на обрезках обоев и оберточной бумаге, иллюстрируя каждый экземпляр вручную. Теперь их «самиздат» занимает почетные места в экспозициях самых знаменитых музеев мира. За сборники авангардистов, за их автографы и рисунки коллекционеры готовы платить баснословные деньги. Футуристы давно стали классиками. Их произведения публикуют самые респектабельные издательства, их биографии и творчество изучают исследователи разных стран. В последние годы выходит много книг, объединенных темой русского авангарда — литературного, художественного, кинематографического, архитектурного, музыкального.

Владимир Маяковский по-прежнему в центре внимания многих любителей отечественной культуры первой трети ХХ века. В последние десятилетия появилась возможность взглянуть на его фигуру без прежних ограничений. Большой поэт, открывающий новые возможности искусства, всегда интересен. Харизма Маяковского не потускнела, одно из свидетельств тому — регулярно выходящие работы современных авторов о нем. Исследователи рассматривают эту фигуру в разных ракурсах, привлекая малоизвестные свидетельства и источники. Так, в книге «Маяковский без глянца», продолжающей известную серию, собраны фрагменты мемуаров, письма и статьи самого поэта, донесения царской полиции и ОГПУ о нем. Что-то из этих текстов публиковалось в советское время, другие материалы увидели свет в России лишь недавно. Составитель, литературовед Павел Фокин сгруппировал цитаты по темам и персоналиям, сопроводив подборку вступительной статьей.

Маяковский без глянца

Нет в продаже

Маяковский — исполин, трибун — по воле эпохи и властей давно окаменел. Но за монументальностью скрывалась противоречивая, страстная натура бунтаря. Книга открывает читателю всю сложность его биографии, где нет места ни глянцу, ни лакировке. Составители П. Е. Фокин, Д. А. Тимофеев.

Посмотреть

Монтаж документов получился впечатляющий. Не секрет, что в советский период реальная историческая фигура Маяковского была, по сути, подменена отретушированным и сильно упрощенным образом «поэта революции», и цензура тщательно оберегала этот образ от посягательств. Никаких публикаций, нарушающих «глянцевый» канон, не допускалось. Некоторые вполне объективные мемуары о Маяковском были записаны еще в 30-е годы, но хранились неопубликованными в архивах «до лучших времен». Однако и то, что пробивалось в печать в 60-е — 70-е, содержало ценные свидетельства о поэте, чьи именем называли школы и теплоходы.

Составителю важно было показать эволюцию поэтики, общественных взглядов, имиджа Маяковского. Читатель видит, как безвестный студент-художник превращается в гастролирующего по всей России футуриста, а потом — в автора монументальных поэм и драматурга-сатирика, в рекламиста и агитатора. Все эти этапы отражаются в документах из книги. «Ходил он постоянно в одной и той же бархатной черной рубахе, имел вид анархиста-нигилиста» (Алексей Крученых); «байроновский поэт-корсар» (Лев Жегин), «он казался членом сицилианской мафии» (Бенедикт Лившиц); «был очень настойчив и напорист в своих влечениях и желаниях, был при этом очень самоуверен, решителен и нестеснителен» (Лиля Брик); «вообще, у него всегда были крайности» (Вероника Полонская).

Много написано о творческом методе Маяковского. Его невозможно представить за письменным столом, долго раздумывающим над каждой строчкой. Поэт сочинял на ходу, в поезде, в каюте парохода, в шумной редакции, записывал новые стихи в блокнот, порой даже на случайных обрывках бумаги, которые бережно приносил домой и переписывал с них готовый текст набело. По этой причине исследователям было трудно работать с его архивом: черновики Маяковский не сохранял, после сдачи стихотворения в печать весь подготовительный материал выбрасывался. «Обдумывая строку, он ходил по комнате, бубня про себя фразы и отбивая такт рукой. Потом быстро записывал на клочках сложившийся текст» (Александр Родченко); «Маяковский — весь в движении. И стихи свои он любил слагать <…> под ритмические взмахи своих шагов, бесчисленное множество раз пересекая площади и меряя улицы городов» (Иван Грузинов).

Погруженный в словотворчество, Маяковский пристально следил за новинками современной советской поэзии и новостями общественной жизни. Каждый свежий сюжет, которые дарила ему реальность, он готов был переплавить в стихотворение и наутро напечатать его в «Комсомолке». Он грезил будущим, но к событиям истории, памятникам старины, к искусству традиционных форм был равнодушен. Вероника Полонская отмечала в воспоминаниях (записаны в 1938 году), что за год знакомства с ней он ни разу не видел ее на сцене МХАТа. Хотя в тот же период работал для театра — писал «Баню».

Бытовые привычки, черты характера Маяковского широко отражены в мемуаристике. Многие вспоминали о его маниакальной чистоплотности, а также необыкновенной азартности. Поэт играл в карты, бильярд, городки, ма-джонг и даже «в чет и нечет на номера проезжавших трамваев» (свидетель — Николай Асеев). Но радовал его не денежный выигрыш, а сам факт победы, «превосходство над противником» (по словам Натальи Брюханенко). В музее Маяковского хранится его личный кий, хотя игроком, по рассказам очевидцев, он был неважным: мешала чрезмерная импульсивность. Даже в самом способе его самоубийства просматриваются черты «русской рулетки».

Внимательный к матери и сестрам, Маяковский помогал им деньгами, всегда привозил из-за границы подарки, но… никакой интеллектуальной близости с ними у него с середины 1910-х не было, считает литературовед Василий Катанян. Сестра поэта Людмила Владимировна (много лет работала дизайнером тканей на «Трехгорке») не могла простить тех, «кто погубил брата», стремилась «исправить» его биографию на свой лад. Сюжет ее противостояния с «партией Бриков» тоже нашел отражение в книге «Маяковский без глянца».

Обстоятельства последних месяцев, дней и даже часов жизни поэта рассматриваются в книге московского филолога Леонида Кациса «Владимир Маяковский. Роковой выстрел». К трагическому шагу поэта подтолкнули многие причины литературного и личного характера; сыграли свою роль его крайняя эмоциональность и впечатлительность, а также затянувшаяся депрессия. Но с первых дней после гибели по Москве стали циркулировать слухи о причастности к этому происшествию неких влиятельных сил, которым была выгодна смерть поэта. Видоизменяясь и обрастая новыми подробностями, легенда дожила до наших дней. Это неизбежный элемент мифологизации биографии знаменитого человека. В случае с Маяковским таинственность усугублялась еще и запретом на любые публикации неофициальных версий гибели. Власть, объявившая Маяковского «лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», стремилась пресечь распространение пересудов и сплетен. Леонид Кацис постарался распутать кубок легенд, возникших после 14 апреля 1930 года. Он не оставил без внимания сюжет о «то ли убийстве Маяковского, то ли доведении его до самоубийства» кругом Агранова (начальника особого отдела ОГПУ) — Бриков. На эту тему писал в дневниках Михаил Пришвин, чья вторая жена дружила с бывшей активисткой ЛЕФа художницей Елизаветой Лавинской. Об этом упоминается и в материалах допроса Михаила Зощенко в НКВД в 1944 году, и — вскользь, намеками — в мемуарном очерке Бориса Пастернака. Журналист Михаил Кольцов в одной из статей начала 30-х годов писал, что в Маяковского стрелял «кто-то другой, случайный, временно завладевший ослабленной психикой поэта — общественника и революционера». В итоге партийные идеологи свалили вину за смерть «горлана-главаря» на интриганов и завистников, «литературных гангстеров» и чуть ли не троцкистов.

Владимир Маяковский. Роковой выстрел

Нет в продаже

«Роковой выстрел» Владимира Маяковского закончил физическую жизнь поэта и породил огромное явление — миф о его смерти. Миф развивался по законам литературы, как мемуарной, так и художественной, пока все это не кончилось публикацией следственного дела, и к обсуждению не подключились профессиональные судмедэксперты. На этих страницах Маяковский находится среди самых разных людей, мнений и в самых разных ситуациях, которые только в своей сумме дают возможность приблизиться к разгадке смерти этого человека.

Посмотреть

Тема «заговора» не давала покоя исследователям-энтузиастам, и в 90-е годы появились публикации об «убийстве поэта», совершенном неизвестным лицом, якобы скрывавшемся в маленькой «секретной» комнате. Однако ученые отнеслись к этому предположению со скепсисом, и вскоре судебно-медицинская экспертиза подтвердила версию о самоубийстве.

Еще один конспирологический сюжет, разбираемый в книге, — это история контактов Маяковского с членами просоветских заграничных организаций, скрывавшихся под марками разного рода торговых фирм. Некоторые знакомые Маяковского были связаны с разведывательными кругами, а после шпионского скандала в Великобритании поэт не смог получить въездную визу в эту страну. Да и визу в США ему выдали не сразу: американцы подозревали, что он агент Коминтерна, а не беспартийный рекламист «Резинотреста». Дружба Маяковского с некоторыми сотрудниками ОГПУ породила слухи о «чекистском следе» в истории трагической гибели поэта. Важным источником для понимания причин выстрела в Лубянском проезде Кацис также считает романы Достоевского «Преступление и наказание» и «Бесы», имевшие большое влияние на Маяковского еще со времен юности. Не случайно поэт при первой встрече в 1913 году напомнил Пастернаку «сводный образ молодого террориста-подпольщика», то есть человека, легко готового отдать жизнь за идею.

Деятельность Маяковского не ограничивалась литературой: он был также художник, киноактер, полемист… Культуролог Александр Пронин, автор книги «Бумажный Вертов / Целлулоидный Маяковский», рассматривает двух классиков авангарда в непривычных ракурсах.

Бумажный Вертов / Целлулоидный Маяковский

Нет в продаже

В этой книге знаковые фигуры русского революционного авангарда предстают в необычном ракурсе: кинорежиссер Дзига Вертов — как литератор, поэт Владимир Маяковский — как киноактер, сценарист и организатор кинопроизводства. Пользуясь методом «параллельного монтажа», автор монографии обнаруживает многочисленные, порой неожиданные пересечения в жизни и творчестве своих героев.

Посмотреть

Взаимоотношения Маяковского с кино многогранны. Подростком он часто бегал в недорогой синематограф «Аванс» на Трубной площади, позже стал завсегдатаем «Художественного электротеатра», который посещали в основном студенты и курсистки. Обсуждение фильмов шло иногда прямо во время показа, в этих спорах участвовал и Маяковский, приобретая опыт для будущих диспутов. Уже до революции он стал поклонником хроникального (но четко организованного) кино.

В 1913–1915 годах Маяковский публиковал статьи в московском «Кине-журнале». То были не отзывы на конкретные фильмы, а своего рода наброски «футуристической концепции искусства», где кинематографу отдавалась ведущая роль. Часть статей были напечатаны без подписи или под псевдонимами, и исследователи поныне спорят — писал ли Маяковский их один или в соавторстве, например, с Давидом Бурлюком. В 20-е годы поэт опубликовал в журналах еще несколько статей о кино.

Больше всего Маяковский сделал в кино как сценарист. Правда, из 11 созданных им сценариев большинство не нашли воплощения на экране. Другие же и вовсе не сохранились, и биографы пытаются реконструировать сюжеты. Всплеск киноактивности поэта пришелся на 1918 год (созданы 3 сценария, включая известную ленту «Барышня и хулиган», где сам же и сыграл главную роль). Много писал для киностудий он и в 1926–1928 годах: эта деятельность, указывает автор книги, буквально спасла Маяковского от серьезного психологического и творческого кризиса. Темы фильмов были самые разные — 10-летняя годовщина Октябрьской революции, «борьба за нефть» в СССР, создание еврейских сельскохозяйственных поселений в Крыму… Один свой сатирический сценарий, не реализованный в кино, поэт позже переделал в пьесу «Клоп». Находясь в Париже, он пытался наладить сотрудничество с французскими кинематографистами, но из этой затеи ничего не вышло. Поэт регулярно участвовал в диспутах по проблемам киноискусства, и даже заявлял, что готов учить молодежь писать сценарии. «Маяковский считал кинематограф полем свей деятельности и активно доказывал свое право на экранное творчество», пишет Пронин. Его сценарное письмо, если убрать цифры в начале строк, напоминает ритмизованную прозу. Маяковский хотел ввести в кино поэтические образы, стремился «визуализировать» слово. В своих лучших сценариях Маяковский проявил себя как новатор литературы для экрана. В последний год жизни он готовил к печати подборку своих сценариев, сохранился черновик предисловия. Эта публикация состоялась только после смерти поэта, в его Полном собрании сочинений.

Кинодокументалист Дзига Вертов — фигура, во многом родственная Маяковскому. В их творчестве немало «рифм». Оба они были апологетами хроникального, «фактического» жанра. Оба писали статьи о необходимости решительных перемен в сфере кино. По словам Пронина, поэзия Маяковского серьезно повлияла на киностилистику Вертова. Этот режиссер был горячим поклонником творчества поэта и сам писал стихи. Правда, до начала ХХI века они оставались неопубликованными. Сын провинциального книготорговца писал любовную лирику и «заумные» стихи, пытался обрести собственный поэтический голос. «Муки поиска видны в каждой строке», замечает культуролог.

От сценариев, как буржуазного пережитка, автор «Человека с киноаппаратом» поначалу и вовсе отказался, заменив их «планом съемок». Сценарии он начал писать в более поздние годы, когда оказался отодвинут от режиссуры. После реорганизации советской киноотрасли в 30-е годы предпочтение стало отдаваться коммерчески выгодным игровым фильмам, хроникой же откровенно пренебрегали. Да и слишком резкая, монтажная манера Вертова уже была несозвучна «большому стилю» в советском искусстве той поры.

Издаются в наши дни и произведения соратников Маяковского — поэтов и художников русского авангарда. Так, в Петербурге выпущен сборник прозы Велимира Хлебникова «Время — мера мира». Здесь впервые под одной обложкой собраны статьи, эссе, дневниковые заметки, манифесты и воззвания знаменитого будетлянина и речетворца. В числе прочего в сборнике — манифест «Труба марсиан» (впервые был выпущен в виде листовки-свитка в Харькове в 1916 году) и статья «Радио будущего» с любопытным взглядом автора на технический прогресс (написана в 1921 году в Пятигорске, где поэт работал ночным сторожем в местном отделении РОСТА). По слову составителя Арсена Мирзоева, книга поможет увидеть Хлебникова «как поэта эпического размаха и оригинальнейшего мыслителя, а также универсального исследователя Природы и «Времени».

Время — мера мира. Статьи, заметки и др.

Нет в продаже

Велимир Хлебников — один из крупнейших представителей русского и мирового авангарда первой трети ХХ века. В данный том включены статьи, манифесты, воззвания и другие нежанровые тексты автора, которые отдельным изданием выходят впервые. Завершает книгу «Хронологическая канва жизни и творчества В. В. Хлебникова» — хронология, составленная Софией Старкиной. «Время — мера мира» публикуется в год 95-летия со дня смерти Будетлянина.

Посмотреть

Вернемся к исследовательским работам. Слова из знаменитого стихотворения Маяковского стали названием новой книги искусствоведа Евгения Штейнера «Что такое хорошо». Автор более четырех десятилетий занимается этой темой, с некоторыми художниками и детскими писателями старой школы он был знаком лично. В 20-е — 30-е годы в этой области работали почти все видные представители художественного авангарда. «Детская книга в первое пореволюционное десятилетие была и полигоном для новаторских (часто весьма плодотворных) экспериментов для одних и убежищем и способом заработать для других — чье „взрослое“ творчество не могло пробиться сквозь советскую цензуру. Достаточно вспомнить общеизвестный пример обэриутов», отмечает Штейнер.

Что такое хорошо. Идеология и искусство в раннесоветской детской книге

Нет в продаже

В книге Евгения Штейнера рассматривается феномен советской детской книги 1920 х — начала 1930 х годов. Подробно анализируются принципы иллюстрирования и графического оформления. Много внимания уделено и текстам — стихам и новым сказкам для советских детей. Подробно исследуется официальная идеологическая сверхзадача — создание Нового Человека, а также противоречивый художественный и ментальный контекст времени формирования советского стиля в искусстве и жизни.

Посмотреть

В детской иллюстрации проявились основные художественные и социальные тенденции тех лет: машинизация жизни, дух коллективизма, преодоление косной природы, энергия новаторства. Но ведущие мастера 20-х опирались и на опыт художников предыдущего поколения. В свою очередь, когда к середине 30-х годов в официальном искусстве восторжествовал соцреализм, именно детская книга какое-то время оставалась последним оплотом авангардно-конструктивистской эстетики. Штейнер связывает это с органической «детскостью» авангардистов, их тягой к наивным формам искусства. Кроме того, «проектируемый Новый Человек был задуман во многих отношениях как не вполне взрослая и самостоятельная личность».

Автор разбирает отдельные издания (как хрестоматийно известные, так и весьма редкие) и основные сюжеты в детской литературе тех лет. Производственная книга конкурировала с изданиями о паровозах и самолетах, в новой броской манере иллюстрировались классики ХIХ века. Штейнер рассказывает о таких ярких фигурах детской иллюстрации, как Вера Ермолаева, Владимир Лебедев, Петр Митурич. Но для образа книги важен каждый элемент оформления. На восприятие книг детьми влияют и шрифт, и верстка, и способ изготовления. Артель «Сегодня», основанная в Петрограде в 1918 году, выпускала малотиражные книги, напечатанные вручную способом линогравюры, а раскраску художники наносили на оттиски вручную. Эль Лисицкий, проявивший себя и в том числе и в детской книге, призывал художников «командовать свинцовой армией набора» и активнее заменять рисунки сложносоставными конструкциями. Его начинания подхватили такие талантливые книжные дизайнеры, как Соломон Телингатер и Михаил Цехановский. Из линеек, дуг и кружков типографской кассы художники создавали не просто обложки и иллюстрации — они строили идеальный образ человека, которому принадлежит будущее.

В оформлении использованы фрагменты картин Давида Бурлюка и Николая Соколова.