Книга «Мир на карте» — один из самых обширных научно-популярных трудов по истории карт, который когда-либо был опубликован. Это не только академически авторитетное издание, но и увлекательная книга, оживляющая и иллюстрирующая мировую историю. О работе над книгой рассказывает редактор Денис Хотимский.
Моему школьному учителю географии Ярославу Петровичу Шебалину не довелось держать в руках старинных карт. Морской офицер, ветеран, изобретатель, после войны он стал учителем и проработал в школе всю жизнь. В очередной раз навещая его в Москве — ему было уже за 80, — я показал ему несколько репродукций старинных карт русских земель, составленных и напечатанных в Нидерландах в 16−17 веках. Мне хотелось удивить и порадовать своего учителя, но реакция его стала для меня полной неожиданностью. Поначалу оживившись и прийдя в восторг, он затем сник, не пытаясь скрыть огорчения и обиды. Влюбленный в свой предмет и свою профессию, он внезапно осознал, какого огромного пласта культуры он был в своей жизни лишен, какие широчайшие возможности могли бы открыться ему, но так и остались неиспользованными, и что наверстать упущенное ему будет уже не по силам. Я попытался было извиниться за невольную бестактность, но Я. П. оборвал: «Ты тут ни при чем, Деня! Спасибо, что принес показать».
Положение, при котором профессионал и энтузиаст своего дела не мог воспользоваться важнейшим инструментом профессии, уходило корнями в советскую историю. Несомненно, ограничение доступа к оригинальным текстам и памятникам исторической картографии было частью государственной политики. Библиотечные коллекции были открыты лишь для избранных и благонадежных. Редкие книжки, посвященные старым картам, выходили либо вовсе без иллюстраций, либо с иллюстрациями низкого качества, способными лишь оттолкнуть читателя. Лейтмотивом таких публикаций было подчеркивание наивности составителей старых карт и смакование допущенных ими ошибок. Если и бывали исключения — хорошо иллюстрированные издания в увеличенном формате, — то их идеологическое содержание явно доминировало как над полнотой освещения темы, так и над глубиной и корректностью анализа.
За последние 25−30 лет положение с доступностью оригинальных материалов существенно изменилось в лучшую сторону — в первую очередь в отношении исторической картографии России и сопредельных стран. Вместе с тем широкий контекст мировой исторической картографии — за редким исключением — остается на периферии внимания авторов и издателей. Как бы нам не оказаться вновь перед необходимостью наверствывать упущенное…
Получив приглашение издательства «Паулсен» стать редактором русского издания книги Марье Т. Нурминен — фундаментальной по охвату сокровищ европейской картографии и при этом потрясающе красивой, — я не мог не вспомнить о той встрече со своим учителем. Моя работа над переводом — дань его памяти.
Слово о работе редактора
В работе редактора есть несколько уровней. Самое очевидное и необходимое — убедиться, что собственные имена, топонимы, названия документов и проч. переведены повсюду одинаково, исторически точно и сообразно отечественной традиции.
Возьмем простой пример. При написании арабских имен многие западные востоковеды, передают артикль «аль» как al- вне зависимости от контекста. В России принято учитывать характерную для устной речи ассимиляцию артикля с так называемыми «солнечными» согласными (согласные, ассимиляции с которыми не происходит, называются «лунными»). Поэтому al-Idrisi al-Sharif в нашей книге — аль-Идриси аш-Шариф.
Приходилось иметь дело и с более глубокими коллизиями. В финском оригинале авторами Каталанского атласа 1375 года названы Авраам Крескес и Яфуда Крескес. Упомянуто и семейство Крескесов. Дело, однако, в том, что в 14 веке у майорксих евреев, как, впрочем, и у их современников — русских жителей московского княжества, — еще не было фамилий как таковых. И тех, и других именовали по отцу. У раввина Авраама Бен-Венисты, перебравшегося из Каталонии на Майорку, был сын по имени Крескес (Крескес Авраам), а у того — сын по имени Яфуда (Яфуда Крескес). Сегодня нам легко принять редкое слово Крескес за родовое имя и, соответственно, посчитать, что собственным именем основоположника майоркской картографической школы было Авраам. Правильное написание (на первом месте собственное имя Крескес, за ним патроним Авраам) в нашем переводе дано как вариант в скобках.
И в завершение темы имен собственных — любопытная деталь. В книге, герои которой — сплошь персонажи далекого прошлого, есть одно имя, русский вариант которого мне удалось согласовать лично с его носителем. Уроженец Валенсии и житель Барселоны, ведущий эксперт по каталанской картографии профессор Ramon Josep Pujades попросил, чтобы написание его имени по-русски соответствовало нормам каталанского, а не испанского языка. Соответственно, в нашем переводе он выступает как Рамон Джузеп Пужадес.
Следующий уровень — правильное использование в переводе русской научной и технической терминологии. Книга охватывает несколько областей знаний — это и астрономия, и история, и география, и картография, и типографское дело, и техника гравюры. Даже при исключительной квалификации переводчиков — Надежды Станиславовны Братчиковой и Александра Александровича Игнатьева — разнообразие и насыщенность предметных областей требовали от всех нас самого тесного взаимодействия.
Приведу один пример. Понятие триангуляции по-фински можно передать как минимум двумя способами. Если бы в оригинале книги был применен технический термин triangulaatiota, произведенный от латинского корня, у переводчиков бы не возникло никаких сомнений. Но автор использовала более традиционный синоним kolmiomittaus, в результате чего в переводе возник было «метод троекратных измерений». Хочется надеяться, что большую часть подобных несуразностей нам удалось заметить и вовремя исправить.
Говоря о терминологии, нельзя не упомянуть один прискорбный факт — по-видимому, мы с вами в значительной степени утратили слова, связанные с книгопечатанием. В качестве эксперимента давайте внимательно рассмотрим изображение памятника Ивану Федорову в Москве, обращая внимание на детали композиции. На скамье у левого колена мастера лежит некий предмет. Напрашивается естественный вопрос — для чего этот предмет служит и как называется?
Русская Википедия (в статье об этом памятнике) услужливо подсказывает половину ответа: ручной инструмент для нанесения типографской краски. Но ведь не бывает так, что инструмент есть, а слова — нет!
Речь идет о набитом шерстью или конским волосом округлом кожаном мешочеке, насаженном на деревянную рукоятку. В Западной Европе это легко узнаваемый предмет, один из характерных символов эпохи Гуттенберга, ставший распространенным геральдическим знаком. Его немецкое название — Druckerballen, английское — ink ball или dabber. В русском языке он назывался словом мáца (от итальянского mazza — бита), которое сегодня понятно разве что специалистам. Для полноты картины стоит добавить, что человека, наносившего краску на печатную доску, по-русски называли батырщиком (от ит. battitore или фр. batteur), а мастера, работавшего непосредственно с печатным станком, — тередорщиком (от ит. tiratore). По условиям соглашения с издателем, добавление каких-либо редакторских примечаний исключалось, то есть перевод термина должен был быть компактным, самодостаточным и не требовать дополнительных разъяснений. Поэтому нам пришлось остановиться на приблизительном названии инструмента тампон и обобщенном названии профессии печатник. Любопытно, что еще сто с небольшим лет назад словари иностранных слов давали два толкования сравнительно новому в то время слову тампон: затычка из марли, используемая в хирургии, и — маца.
И наконец третий уровень редактуры — истолкование научных концепций, методов и теорий. Поскольку финский и русский языки принадлежат к разным языковым семьям, неудивительно, что даже тщательный, близкий к оригиналу перевод может внести в текст двусмысленность, от которой переводчикам и редактору приходится избавляться совместными усилиями. Например, «метод измерения расстояния до Луны» на самом деле — определение долготы методом лунных дистанций (или лунных расстояний), ключевую роль в котором играют угловые, а не линейные меры. «Присоединение Калифорнии к Америке» — отнюдь не аннексия мексиканской территории (Верхняя Калифорния) империалистически настроенным северным соседом, а картографическое признание того факта, что заложенные испанцами и господствовавшие в XVI–XVIII веках представления о полуострове Нижняя Калифорния как об острове, отделенном от материка проливом, являлись заблуждением.
Приятной неожиданностью стала открытость авторов, Юхи и Марье Нурминенов, и издателя к обсуждению интерпретаций оригинального текста и их готовность соглашаться с уточнениями, предлагаемыми редактором перевода. Так в финском оригинале в рассуждение о вариациях магнитного склонения и ориентации портоланов (глава I) закралась ошибка знака, исказившая смысл нескольких абзацев текста. Представив в качестве аргумента научную статью, опубликованную в 2008 году профессором Лиссабонского университета Жоакимом Гаспаром, редактор получил свободу исправить фрагмент по своему усмотрению.
Завершая эту заметку, хотел бы воспользоваться случаем и выразить свою искреннюю благодарность математику и музыковеду профессору Омеру Ешиолу (Санта Барбара, США), инженеру доктору Альберту Рафелю (Ипсвич, Великобритания) и предпринимателю доктору Петри Аукиа (Хельсинки, Финляндия) за их безоговорочную готовность помочь с поиском ответов на самые неожиданные редакторские вопросы.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
