Кажется, мы уже построили вторую Вавилонскую башню, и если она до сих пор еще не развалилась, как первая, то исключительно благодаря двум обстоятельствам: во-первых, английский язык оказался невероятно сильным скрепляющим народы составом, а во-вторых, люди везде люди, какими бы разными они ни были. В самом деле, путешествующий россиянин уже успел отметить про себя смешение наций, рас и культур во многих столицах мира. На улицах Барселоны, Праги, Милана, Тель-Авива, Москвы, Парижа, Берлина, Лондона, наперекор расистским концепциям, кого только ни встретишь… Великая семья людей. Не знаю, как вам, а мне, родившемуся в Баку 60-х годов, это весьма по душе.
Все вокруг стремительно меняется, и в этом обновленном, несущемся с минимальным количеством остановок многокультурном мире радикально меняется и роль женщины. Она не просто сравнялась с мужчиной, в ряде передовых стран женщина уже на полкорпуса впереди него. В области книгописания это выразилось в таком понятии, как «женская литература».

Не так давно мне выпало писать о «Милом друге » Мопассана, так он еще в 1885 году «запечатлел начало новой эры во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, предвидя то время, когда никто уже не посмеет задать женщине вопрос, зачем она пишет, разве что — какой прок писать за мужчину».
Но вот вопрос: что считать «женской литературой», а что «литературой, написанной женщиной»? Джейн Остин, Эмили Дикинсон, Вирджиния Вулф, Маргарет Митчелл, Мария Башкирцева, Эльза Триоле — это что, «женская литература»?.. А американская писательница-историк, биограф, публицист Лиза Си, которую так настойчиво советуют читать американские феминистки? К какому подразделению ее отнести?

 

«Мужчины никогда не думали, что мы можем говорить друг другу что-то важное. Они не думали, что у нас есть чувства, которые мы можем выразить творчески».

«Ну вот, — подумал я, прочтя эти строки, — еще одна полуночница за письменным столом!». И все-таки слова одной из героинь Лизы Си меня задели, в результате чего на моем столе оказались сразу два ее романа — «Пионовая беседка» и «Снежный цветок и заветный веер».

Лиза (Лайза, так ее тоже называют) Си родилась в Париже в 1955 году, большую часть жизни прожила в Лос-Анджелесе, какое-то время обреталась в его знаменитом китайском квартале, Чайнатауне, который об ту пору стал для нее практически родным. Прадед Лизы по отцовской линии был китайцем, переселившимся в Америку. Это обстоятельство определило сферу ее интересов, а причудливая смесь китайской темы с «женской» стала узнаваемой меткой ее творчества. Мать Лизы, Каролин Си, также была писательницей, а значит — и ее литературным наставником. Свои первые романы Лиза Си написала в соавторстве с матерью и ее другом Джоном Эспи в середине 1980-х под псевдонимом Моника Хайлэнд. Много лет Лиза работала корреспондентом газеты «Publishers Weekly», писала статьи для журналов «Vogue», «Self», «More» и др. В основном, о Китае и его традициях. В 2010 году роман Лизы Си «Девушки из Шанхая» вошел в список бестселлеров газеты «New York Times». В почетном списке книг Азиатско-Тихоокеанской американской премии по литературе были отмечены «Девушки из Шанхая» и «Снежный цветок и заветный веер».

Всего Лизой Си написано более одиннадцати романов, среди которых такие, как «На холодной горе. Столетняя одиссея моей китайско-американской семьи», «Интерьер», «Мечты Джой», «Китайские куколки» и др. У нас, насколько я знаю, переведено только три из них. «Девушка из Шанхая» выходила в издательстве «Корпус», а «Пионовая беседка» и «Снежный цветок и заветный ветер» — в издательстве «Аркадия».
Начнем с «Пионовой беседки».

«В 2000 году я написала для журнала "Vogue" небольшую статью о постановке "Пионовой беседки" в Линкольн-Центре. — Пишет в послесловии Лиза Си. — Когда я искала необходимые для написания этой статьи материалы, я наткнулась на рассказ об умирающих от тоски девушках. Этот вопрос очень заинтересовал меня, и даже спустя долгое время после того, как я закончила статью, я продолжала думать о них. (…) Когда у меня выдавалась свободная минутка, я разыскивала все, что могла найти о "томящихся от любви" девушках, и, наконец, поняла, что они были частью другого, более крупного феномена».
Прочитав эти слова писательницы, я вспомнил, что у Стендаля в книге «О любви» описано, как некоторые юноши и девушки арабского происхождения, достигнув высшего накала чувств, убивали друг друга. Но вернемся к «Пионовой беседке».

Действие романа происходит в середине XVII века. Китай переживает династические перемены — закончила свое существование династия Мин, захватчики из Маньчжурии устанавливают династию Цин. Около тридцати лет страна в хаосе. В Янчжоу, где жила бабушка главной героини Пион, убито 80 000 человек. Многие люди потеряли свой кров, богатство, власть… Мужчины, среди них отец Пион, вынуждены брить себе лбы, чтобы выразить самым полное подчинение новому императору. Среди этих событий шестнадцатилетняя Пион, которая, впрочем, уже помолвлена, неожиданно влюбляется. Вслед за любовью приходит смерть, и это становится для нее началом новой жизни.
За два дня до своего дня рождения, она смотрит на себя в зеркало: «Девушка на шестнадцатом году жизни знает, как она красива». И чувствует, что это последний день рождения, который она проведет дома, ведь она выходит замуж. В семье ее любят и балуют. Отец, во времена свергнутой династии Мин занимавший пост заместителя министра и отвечавший за производство шелка, готовит ко дню рождения дочери сюрприз — труппа гастролирующих актеров должна сыграть в ее честь оперу «Пионовая беседка» по мотивам классической драмы Тан Сяньцзу.

«Четыре недели мой отец, на правах заказчика, наблюдал, как актеры репетируют пьесу в одном из отдаленных павильонов. Отец нанял мужскую странствующую труппу из восьми человек. Это очень расстроило мою мать, потому что эти недостойные люди занимали в обществе самое низкое положение. Кроме того, он приказал нескольким нашим слугам, в том числе Иве, помочь актерам и исполнить некоторые роли. "В твоей опере 55 сцен и 403 арии!" — однажды изумленно заметила Ива. Как будто я сама этого не знала. Представление целой оперы заняло бы более двадцати часов, но сколько я ее ни пытала, Ива не призналась мне, какие сцены решил показать папа».

Звучит музыка. Рассказчик делает шаг вперед и вкратце пересказывает историю, особо подчеркивая, что любовное томление ее героев, Лю Мэнмэй и Ду Линян, пережило три реинкарнации, прежде чем они поняли, что любят друг друга. Пион сидит за ширмой с двоюродными сестрами, внимательно наблюдает за происходящим и вдруг… видит его. В этот момент героиня оперы Линян поет: «Наконец, поняла, о чем писали поэты! Весной мы писали о страсти, а осенью с сожалением вспоминаем о ней. Увижу ли я когда-нибудь мужчину? Найдет ли меня любовь?»

«Движения Линян так изысканны и плавны, будто я наблюдаю за тем, как умирает тутовый шелкопряд».

Надо сказать, что на протяжении всего романа метафоры тщательно подбираются автором. И связаны они не просто с китайской поэзией, но с поэзией определенного времени и даже, если угодно, определенного времени года. В Книге вообще много цитат, реминисценций, аллюзий. Линян в опере умирает от любви (предсказатель пытается излечить ее при помощи чар, но это не помогает), а тем временем героиня уже не пьесы, а романа готовится к перипетиям судьбы: «Мне не терпелось увидеть вечером моего незнакомца, но я терзалась, вспоминая уроки, заученные в детстве». Они встречаются, хотя это строжайше запрещено. Незнакомец-поэт уводит ее из Беседки Любования Луной, чтобы показать остров, на котором он живет, остров Уединения. Наверняка Пион могла видеть его раньше из окна отцовской библиотеки. Там на холме стоит храм, где вечерами зажигают факелы. Слева от храма — дом поэта. Впервые Пион покидает пределы родной усадьбы. Мать узнает об этом от сестры Пион — Ракиты — и во избежание неприятностей запирает дочь на замок до свадьбы. А свадьба не за горами, родственники жениха уже прислали свиной хвост и серебряные слитки. Но «весенняя болезнь» набирает силу, и девушке уже грозит смерть — из-за переизбытка энергии Ци, как считает доктор Чжао. Ведь и Линян, героиня «Пионовой беседки» ушла из жизни, потому что заболела «любовным томлением». Не зря мать Пион, Тун, приказывает слугам отобрать у дочери все книги, включая томик «Пионовой беседки», и сжечь их.

В этом смысле интересно суждение самого автора романа, Лизы Си, которая пишет на своем сайте: «"Пионовая беседка" была первым художественным произведением в истории Китая, в котором героиня — шестнадцатилетняя девочка — выбрала свою собственную судьбу. Это произведение было одновременно шокирующим и захватывающим. Оно очаровывало молодых женщин, которым, за редким исключением, разрешалось только читать оперу, но никогда не видеть и не слушать ее. Влияние, которое оказало это произведение, было сравнимо разве что с "Вертером" Гете в Европе или с "Унесенными ветром" Маргарет Митчелл в Соединенных Штатах. В Китае молодые образованные женщины из богатых семей — обычно в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет и уже замужние — были особенно восприимчивы к этой истории».

Последняя встреча с отцом и переход девушки в загробный мир — самая сильная часть книги. Для человека с европейским складом мышления роман и закончился бы здесь, где поставлена «леденящая душу точка». Но это во времена Киплинга было невозможно соединить Запад с Востоком, а в наши дни, когда китайцы пускают корни и в Нью-Йорке, и в Праге, и в Москве — пожалуйста. «Я умерла в семь часов седьмого дня двенадцатого месяца, на третьем году правления императора Канси». С этих слов начинается вторая часть романа, которая разворачивается уже по ту сторону жизни.
Поскольку даже мертвые не могут остаться без пары — это противоречит самой природе, Пион снова мечтает о том, как выйдет замуж. (Это возможно, и тут нет ничего удивительного, большая сноска внизу страницы объясняет почему.) Наверняка ее суженный уже видел ее во сне или пытался увидеть. «Как смогла ты меня оставить?» — спросит он ее.

Через некоторое время Пион встречается с поэтом У Жэнем, и они вместе пишут стихи. Восемнадцать стихотворений, которые поэт зачитывает отцу ушедшей в мир иной девушки, в то время как сама она внимательно следит за этим с «наблюдательной террасы». Теперь Пион ждет, что У Жэнь сможет воскресить ее, ведь получилось же воскресить героиню оперы Линян, и учится видеть не только то, что происходит в ее родном Ханчжоу.

Поставит ли У Жэнь точку на поминальной табличке Пион? Станет ли она станет духом, помогающим семье? Чтобы узнать это, а еще понять, что же все-таки убивает девушек, «томящихся от любви», почему в семье Пион не рождаются мальчики, что за страшная тайна связывает бабушку, мать и отца Пион, и чьи стихи, написанные углем на стене, читает запоем весь Китай, — нужно очень внимательно прочесть всю книгу, грамотно и очень по-восточному, по-китайски скроенную ее автором.

 

— Женщины должны учиться грамоте, — сказал учитель, и на минуту мне стало легче. — Они должны знать о высочайших законах, чтобы учить им своих сыновей. Но, к сожалению, не всегда это происходит именно так. — Он сокрушенно покачал головой. — Мы позволили читать. И что из этого вышло? Разве они воспаряют к благородным мыслям? Нет. Они читают пьесы, оперы, романы, стихи. Они читают для развлечения, и это только ослабляет их способность к размышлениям».

"Книга ритуалов" учит нас, что предназначение брака состоит в рождении сына, который будет кормить родителей и заботиться о них, когда они уйдут в загробный мир. Никто, кроме него, не сможет выполнить эту обязанность. Брак также нужен для того, чтобы соединить две семьи и увеличить их благосостояние благодаря обмену выкупа за невесту и приданного. Он также помогает установить взаимовыгодные связи».

Призраки, как и женщины, принадлежат стихии инь — холодной, темной, земной, женственной. (…) Теперь мне не нужно было беспокоиться, что внезапно начнется рассвет, или раздумывать о том, как преодолеть острый угол».

 

 

«Однажды в шестидесятые годы прошлого века на деревенской железнодорожной станции пожилая женщина упала в обморок. Когда полицейские обыскали ее вещи, чтобы удостоверить ее личность, они обнаружили записи, похожие на тайный шифр. Это происходило на пике событий культурной революции в Китае, так что женщина была арестована по подозрению в шпионаже. Ученые, прибывшие чтобы расшифровать эти записи, почти сразу поняли, что в них нет ничего, относящегося к международной интриге. Более того, это был письменный язык, известный только женщинам, который хранился "в тайне"  от мужчин тысячу лет. Этих ученых тут же отправили в трудовые лагеря». Так описывает Лиза Си историю, побудившую ее к написанию этой книги.

Интересно, знал ли Хорхе Луис Борхес об этих письмах нюй-шу (или нушу), заменявшим китаянкам обычную грамотность? Дивная бы новелла могла выйти из-под пера великого аргентинца, не хуже «Сада расходящихся тропок». Впрочем, даже у Борхеса не могло быть достаточной информации об истории создания этой тайнописи, особого «женского языка» — до сих пор она, во многом, остается загадкой. Во время китайской Культурной революции были уничтожены тысячи памятников нюй-шу, а сама традиция перестала существовать. Лизе Си пришлось немало потрудиться, чтобы собрать воедино множество самых разных легенд и мифов, связанных с нюй-шу. Она даже предприняла поездку в уезд Цзанъюн (ранее называвшийся Юнмин), где до 20-х годов ХХ века нюй-шу не только писали, но и вышивали на поясах, лентах, одежде. Местность эта и по сей день считается очень отдаленной и уединенной.

Что же представляет собой «секретный язык», «секретная азбука» нюй-шу?
Это редчайший язык, созданный женщинами китайской народности Яо, провинции Хунань, исключительно для своего пользования. Женщины уничтожали любые письменные источники на нюй-шу, если существовала угроза, что они попадут к мужчине. Два главных правила нюй-шу гласили: мужчины никогда не должны знать о том, что такое письмо существует, и мужчины никогда не должны соприкасаться с нюй-шу в любой его форме. Этот язык широко использовался представительницами прекрасного пола во времена династии Цин (1644−1911 гг.), но предполагается, что он сформировался еще в III веке нашей эры, когда китайское правительство запретило образование для женщин. На протяжении столетий местные девушки, женщины общались между собой на этом тайном наречии, состоящем из набора кодов, сведения о которых передавались только по женской линии. Информацию доносили до адресата посредством сочетаний черточек, точек и дуг. В отличие от китайских, буквы азбуки нюй-шу обозначали целый слог, таких букв было около тысячи. Один иероглиф мог означать несколько слов, имеющих одинаковое звучание. Их значение нужно было искать в контексте написанного, и приложить для этого немало усилий.

По одной версии создательницами «тайного языка» были бедные и неграмотные крестьянки, которые, тем не менее, создавали стихи, песни и письменные манускрипты. На жизнь они зарабатывали шитьем и изготовлением поделок. Другая версия гласит, что письмена нюй-шу придумали женщины высшего императорского общества, чтобы обмениваться своими секретами: стоило лишь нанести несколько таинственных знаков на веер и отправить его в качестве подарка адресату.
Как бы там ни было, сами правила существования женщины в жестко регламентированной системе китайского общества заставили их создать собственное средство коммуникации, позволявшее им скрывать свои мысли от мужчин. Браки, заключаемые без их согласия, бесчеловечная практика бинтования ног, принятая в Китае на протяжении столетий и оставлявшая многих из них калеками, препятствовали общению женщин с их семьями и жителями родных мест.
Нюй-шу использовали для того, чтобы писать письма, автобиографии, молитвы, различные заметки и, конечно же, популярные истории и сентиментальные стихи. Сейчас эта уникальная традиция находится на грани полного исчезновения, хотя предпринимаются активные попытки ее реконструкции, и лингвисты все еще надеются сохранить этот эксклюзивный женский язык.

 

Но вернемся к книге. На переходе между жизнью и смертью восьмидесятиоднолетняя женщина из племени Яо по имени Лилия вспоминает свою жизнь. «Семьдесят пять лет минуло с тех пор, а я все еще помню ощущение мягкой грязи между пальцами ног, чувствую, как вода набегает на мои ступни, как она холодит мою кожу».

Когда Лилии исполнилось шесть лет, мама и тетя послали за прорицателем, чтобы тот вычислил благоприятный день для начала бинтования ног. (Упомяну, что обычаю бинтования ног уделяется большое внимание в обоих романах). «Никто не сказал, что я могу умереть. Только после того, как я перешла жить в дом мужа, моя свекровь рассказала мне, что одна из десяти девочек умирает от бинтования не только в нашем уезде, но и во всем Китае».

Прорицатель Ху говорит, что перед ним необыкновенный ребенок, и что он хотел бы показать Лилию местной свахе. Несмотря на то, что мать Лилии хорошо понимает, о чем идет речь, она не колеблется ни минуты. Вот паланкин местной свахи Мадам Ван останавливается у дома Лилии. Поглазеть на нее выходят все соседи. Среди членов семьи нет ликования: всем ясно, для чего приехала сваха.

«Мадам Ван была куда более дотошной, чем прорицатель. Она оттянула мне нижние веки, потом приказала мне посмотреть вверх, вниз, влево, вправо. Она взяла меня обеими руками за лицо и стала притягивать его к себе и отодвигать».

Мадам Ван выносит свой вердикт: Лилия подходит для союза лаотун. «Союз лаотун был совсем не то, что союз между названными сестрами. В него вступали две девочки из разных деревень, и он длился всю их жизнь, в то время как в союз названных сестер вступали несколько девочек, и он распадался с их замужеством». Пока Лилия ожидает своей участи, тетя обучает ее тайному языку женщин — нюй-шу. Через полгода после бинтования ног вновь появляется Мадам Ван. Когда чай уже разлит, она переходит к делу: «Есть девочка, которая может стать для Лилии лаотун. Ее зовут Снежный цветок. Они одинакового роста, одинаково красивы, и, что самое важное, их ноги были перебинтованы в один день». С той поры Лилия только и думает, что о встрече со Снежным цветком, а мы все дальше погружаемся в причудливый мир старого Китая.

«Снежный Цветок и заветный веер» — это роман, рассказывающий о давно изменившейся стране и исчезнувшей культуре. Лизе Си удалось не только вызвать к жизни своих героев, воссоздать отношения и чувства, которые сегодня кажутся нам удивительными и малопонятными, добавить в повествование массу интереснейших этнографических подробностей, но и возродить целый культурный слой, дотоле нам неизвестный. Книга позволяет соприкоснуться с историей Китая, ведь многие события, описываемые в ней — Тайпинское восстание, смена императоров — действительно происходили, и приблизиться к понимаю его древнейшей культуры…

 

Я вспоминаю тот день, когда мне вручили этот веер. Мои пальцы дрожат, когда я открываю его. Тогда верхний край веера украшала лишь простая гирлянда из листьев, а на первой складке было записано единственное послание. В то время я плохо знала нушу, поэтому моя тетя прочитала мне эти строчки: «Я знаю, что в вашем доме есть девочка с хорошим характером и обученная домоводству. Ты и я родились в один год и в один день. Не можем ли мы стать двумя половинками?» Я смотрю на изящные линии этих строчек, и вижу не только девочку, какой Снежный Цветок была в то время, но и женщину, какой она стала, — стойкую, честную, открытую внешнему миру».

Мадам Ван встала и сделала несколько шагов по направлению к лестнице. Затем она остановилась, положила руку на плечо Тети и громко произнесла: «Вы все должны иметь в виду еще одно. Эта женщина хорошо управилась со своей дочерью, а как я вижу, Лилия и Прекрасная Луна очень близки. Если мы придем к соглашению по поводу союза лаотун для Лилии, который поможет укрепить ее шансы на брак в Тункоу, я подумаю также и о браке для Прекрасной Луны».

«Нам со Снежным Цветком исполнилось по пятнадцать лет. Мы начали зачесывать волосы наверх и закалывать их в стиле фениксов в знак того, что вскоре выйдем замуж. Мы серьезно работали над своим приданым. Мы говорили тихими голосами. Мы грациозно передвигались на своих «золотых лилиях».

Почему вокруг меня устроили такую суматоху, если через три дня я все равно вернусь в свой родной дом? Я могу объяснить это так. Мы называем замужество було фуцзя, что означает «постепенное падение в дом мужа». Слово «ло» означает «падение», как падение листьев осенью. А на нашем местном диалекте слово «жена» имеет еще одно значение — «гость». Всю оставшуюся жизнь я буду просто гостьей в доме своего мужа — не той гостьей, которую балуют особыми блюдами, подарками, вниманием, мягкой постелью, а той, на которую всегда смотрят как на чужую, незнакомку, смотрят с подозрением».