Классика приучила нас к тому, что бывают семьи двух видов. Во-первых, счастливые. Это те, что похожи друг на друга. Во-вторых, выбивающиеся из ряда. И если уж так случилось, то семья непременно несчастлива.
Вот и «Французская косичка» начинается с подспудного вопроса: «Что не так с моей семьей? Не слишком ли она оригинальна?». А за вопросом по поводу счастья скрывается другой, поглубже: мы и вправду семья?

Так уж сложилось. Если семейная, то сага. Как в Ветхом завете: тот родил этого, этот — того. А дальше — свет родного очага, дом, дуб на горизонте или береза (а то и баньян) под окном. Дедушки, бабушки, тетки и дядья. Семья должна быть большой и дружной. Нормальная семья не знает, что значит порознь. Ведь они из одной породы. Надо держаться вместе. Род, клан, традиция. Должны, но ведь не держатся.

«Со стороны ни за что не подумаешь, что Гарретты вообще знакомы друг с другом».

И Тайлер следует во «Французской косичке» не за сложившимся литературным каноном фамильной эпики в духе «Будденброков» или «Семьи Тибо», а за самой жизнью. Поэтому во «Французской косичке» вместо панорамы — мозаика.

Все мы знаем, с семьей стало что-то происходить. Некоторые даже говорят, что она сходит на нет. Потеряла актуальность.
Верно ли это? Но не мешает ли всем нам литературный шаблон разглядеть на месте семейного краха всего-навсего эволюцию семейных отношений?

Французская косичка

Нет в продаже

Семья осталась, но все в ней стало чуточку по-другому. Как? Для того, чтоб это выяснить, Тайлер и ведет обзор житья-бытья семьи Гарреттов едва ли не с мафусаиловых времен, с конца 50-х годов XX века, и доходит аж до пандемии 2020 года. Но и этого ей мало, через воспоминания героев книги она ухитряется обратиться к эпохе военной и предвоенной.

Посмотреть

Нас приучили к семейным сказкам («жили долго и счастливо»). А Тайлер из романа в роман предлагает читателю совсем другое — понаблюдать и поразмышлять над тем, что на самом деле происходит. В этом и состоит уникальность ее подхода к такой, казалось бы, порядком заезженной теме, как семья.

О семье и раньше, и сейчас не пишет разве что только совсем ленивый. Пишут многие. А размышляет о ней уже почти полстолетия одна Тайлер. И все эти годы раз за разом разрушает литературные стереотипы, стараясь показать нам: семья — живой организм, а не окаменевший раз и навсегда стандарт отношений.

Поэтому она во «Французской косичке» разрушает привычный формат семейной саги («через годы, через расстояния»).

Дом? Он существует, пожалуй, только на картинах мамы и бабушки, Мерси Гарретт, за которыми, кстати, не очень-то и гоняются. Не то воспоминание, не то недостижимый уже идеал. А то и нетривиальный маркетинговый ход при продаже недвижимости.
У Гарреттов и дома-то нет, в том обычном литературно-семейном, метафорическом смысле этого слова. Ну да, они где-то живут. Но именно это корневое, обязательное, хрестоматийное начало в жизни Гарреттов отсутствует. И со стороны кажется — у семьи нет сердца, она лишена приюта и пристанища, тихой гавани, того места, куда могут вернуться блудные дети.

Но так уж обстоят дела, что сам термин «блудные дети» во времена всеобщей мобильности стал анахронизмом. В век, когда дети один за другим в обязательном порядке разъезжаются по городам и весям, имеет ли смысл вообще говорить о родовом гнезде?

Да и давно уже сказано — «домой возврата нет».

Во «Французской косичке» блудными оказываются не только дети, но и родители. Мерси и Робин, оттрубив три десятилетия вместе, решили не то, что бы разойтись, а просто зажить порознь.

Трагедия, семья погибла на корню?
Но небеса не упали на землю. Они не перестали быть бабушкой и дедушкой.
Потому что суть семьи состоит не в том, чтобы люди жались друг к дружке теплым бочком. Не стоит воспринимать фразу «быть рядом» совсем уж буквально.
Наконец, суть семьи не в реликвиях, не в дедушкином кресле, которое потеряло даже символическое значение и воспринимается только как рухлядь. Она в чем-то незримом, неуловимом.

В воспоминаниях, в общей памяти? Может быть, и в них. Но не только.
В умолчании, в деликатности, в неявном уважении к другому, к выбранной им жизненной стезе.

Чем дальше — тем родней. Этот иронический принцип, как ни странно, и в самом деле сближает. Семья — это не только близость, но и дистанция.

Семья в наш век — не обязательно лишь реальное, зримое, но еще и нечто виртуальное. Семейные отношения становятся все менее очевидными, но теряют ли от того в крепости? Тайлер и исследует это на примере семьи Гарреттов.

Да, семья — и впрямь французская косичка. В этой метафоре, ставшей заглавием романа, отражена вся суть. В семье есть прочные связи, но есть и движение к свободе, независимости. Ты живешь сперва одной семейной жизнью, потом другой. Выпасть из нее невозможно. Всегда остается след, как остаются витки плетения после распущенной французской косички.

«Что с моей семьей не так?» Да все так. Семьи бывают разные, и родственники не обязаны быть заделаны по одним лекалам. Нормальная семья так и выглядит — все в ней неодинаковы. И это не слишком напрягает остальных.
Семья — это не какой-то раз и навсегда для всех устоявшийся единый лад, это несколько самых разных по характеру жизней, различных жизненных траекторий, которые то сближаются, то отдаляются. В семье, как и в звездных системах, есть незримый центр масс.
Семьи бывают разные, семейная жизнь в тот или иной период строится совершенно иначе, мировоззрение каждого ее члена расходится, порой, кардинально. Но независимо от различий — все это семья.

В своем романе Тайлер вновь дает портрет уникального многообразия семейной жизни, и она по-прежнему не имеет в области этой темы равных.
Здесь есть все, за что ее так любят: психологическая достоверность, странноватые тайлеровские герои-чудаки, жизненный оптимизм и мудрость.

А поэтому «Французскую косичку» можно охарактеризовать одной фразой — классическая Энн Тайлер.