Иван Александрович Гончаров затерялся в тени великой тройки русских романистов — Достоевского, Толстого и Тургенева. Но призового места явно достоин. Как показало время, он приложил свою руку и талант, чтобы русский роман сложился в особых формах и очаровал мир. А уж «Обломов» затмил многое из того, что сделали современники автора. Герой превратился в архетип, а Обломовка с обломовщиной — в мем.

Он сочинял неспешно, за все годы выпустил всего четыре больших произведения. Как уж тут прожить на литературные гонорары?! Деньги приносила работа чиновника — на общественном поприще Гончаров потрудился немало и с успехом. Но запомнился все же не этим. После него остались прекрасные очерки «Фрегат "Паллада"», социально-психологический роман «Обыкновенная история», философский «Обломов», импрессионистический «Обрыв».

Думаю — значит существую

Нам кажется, что романы Гончарова, как и Тургенева, — о дворянских гнездах, предках, родословных, нравах. Но нет. Писатель родился в купеческой семье. Отец владел свечным заводом и хлебными ангарами. Мать стремилась к тому, чтобы дети получили хорошее образование. Будущий романист учил в пансионе французский и немецкий языки, потом к ним добавился еще и английский. В Московском коммерческом училище постигал азы торгового дела. Языки ему явно пригодились, все остальное — не очень. Тяга к прекрасной литературе взяла свое. И тому поспособствовал Московский университет. Науки юношей питают. А романтиков (Гончаров родился в 1812-м) и подавно.

От Симбирска до Петербурга

После университета выпускник отправился домой и получил пост губернского секретаря. Мечтал бороться со взяточничеством. Но реальность оказалась другой. Визиты, приемы, балы — красивая мишура. «Подставной секретарь» — так называл себя сам Гончаров. А потом потянуло в столицу. Да только что там делать, если нет денег — их Гончарову явно недоставало. Он поступил на службу в Департамент внешней торговли Министерства финансов с жалованьем менее 50 рублей в месяц. На помощь из дома рассчитывать не приходилось. Тут уж не до блеска, поесть бы вдоволь. Пришлось принять предложение и стать наставником юных братьев Майковых. Один из них позднее войдет в историю как поэт — Аполлон, другой как критик — Валериан. Гончаров — преподаватель! Литература, латынь, эстетика — он и себя многому научил за эти годы. И понял: написать о пережитом он способен, ничуть не хуже других. А еще повстречал людей близких себе по духу. Даже Пушкина видел, но не заговорил с ним! Зри не в корень — смотри по сторонам!

Наивные романтики

В эти годы закрепилось и его прозвище — «принц де Лень». Как-то робко он вступал на литературное поприще. Но вступил — «Обыкновенной историей». С 1847 года началась история нового романиста. И если бы не Некрасов (вездесущий редактор, первооткрыватель молодых талантов) и не Белинский (восторженный гуру критики), не видать бы нам Александра Адуева и потом нашего Обломова — и автора, и персонажа. Первый роман о крушениях романтических надежд в бездушном городе, который Гоголь (с ним Гончаров тоже встретился) назвал обманным, произвел фурор. Рассказал молодой автор и о себе, своих разочарованиях, суровых реалиях рутинной жизни. Подросток повзрослел.

О, Обломов! Это ж я!

В 1849 году появилась глава нового романа — «Сон Обломова». Сказка не ложь — кому же не мечтается о безмятежной, беззаботной жизни! Вот и Илья Ильич помнит детский рай, в котором много света, радости и все хорошо. Солнечный мальчик. С годами стало понятно: именно это и привлекает читателя. Мы#Обломов! Принцы#де#Лень!

Его персонажей полюбили художники. Многим хотелось нарисовать портрет одного из главных героев русской литературы. Герман Мазурин не скрывал, что делал рисунки о себе, даже поместил Илью Ильича на собственный диван — будто натурщика. Воспроизвел некоторые детали своего домашнего быта. И получилось очень трогательно. Знаменитый художник почувствовал силу добра, которая есть в романе. Нет плохих людей — у каждого свои недостатки. Илья Ильич Обломов, Андрей Иванович Штольц, Ольга Сергеевна Ильинская, Агафья Матвеевна Пшеницына — по-своему счастливы и по-своему несчастны. Гончаров очень искренний в своих текстах. И ему не везло в любви, и его раздражала бессмысленность суеты, и он был вынужден заниматься утомительными делами, чтобы выжить, чтобы не было «ожирения сердца». Но видел и обратную сторону Обломовки. Вслед за героем (Обломов ужасается тому, что происходит вне пределов его квартиры) мог бы назвать городскую суету адом каким-то. Жить хотим мы не в аду, нам бы рай не помешал! Тишина и покой заграничного курорта (Гончаров писал роман в Мариенбаде) помогли ему завершить свой оглушительный текст.

Путешественник по желанию, цензор не по призванию

«Обломов» укрепил мнение современников о таланте Гончарова. Его он проявил и в подробных очерках о кругосветном путешествии. Молодой чиновник ввязался в это предприятие с охотой, впоследствии хотел соскочить, но передумал. На фрегате «Паллада» побывал в разных уголках и углах мира.

Став по ходатайству адмирала Е. В. Путятина секретарем морской экспедиции на два года, Гончаров отправился в 1852 году в путь. В 1853–1854 годах увидел острова Зеленого Мыса, мыс Доброй Надежды. Обогнул Африку, посетил Китай, Корею, Японию. Тревелог Гончарова (в двух частях) выдержал множество изданий при жизни автора, немало потешив любопытство читателей, которые в экзотические страны не ездили. Это стало школой писательского мастерства, приведшей к написанию «Обломова» и «Обрыва».

Осенью 1855 года Гончаров занял пост цензора Петербургского цензурного комитета. Это было решение необъяснимое — не первое нелогичное в его биографии и не последнее. Приятели писателя встретили такой шаг с недоумением. Как выяснилось, цензором Гончаров прочитает десятки тысяч страниц чужих текстов, что-то разрешив к печати, а что-то и не допустив. К Достоевскому, кстати, он был снисходителен. Содействовал также новому изданию тургеневских «Записок охотника». К «Современнику» проявлял излишнюю строгость. Приходилось прочитывать и немало периодических журналов, в том числе о коннозаводстве, охоте, моде. Цензор проявлял педантичность.

Писатель же (вторая сторона личности Гончарова) задумал роман «Обрыв», о котором рассказывал Тургеневу. Позднее обвинил того, что автор «Дворянского гнезда» и «Накануне» украл его сюжет, мотивы, образы и выдал за оригинальные. Даже состоялся товарищеский суд. Тургенева оправдали, репутация же обвинителя пострадала. Но он упорствовал. Считал, что Тургенев сообщил его идеи Гюставу Флоберу, и тот из «ворованного» слепил «Воспитание чувств».

У обрыва

Еще один символ, который ввел писатель в культуру, связан с романом «Обрыв» — завершающей «О» в своеобразной гончаровской трилогии. Труд жизни, блистательная симфония фантазии, ностальгии и очарования. Снова долго трудился. Отрывки опубликовал в 1860–1861 годах. Прорыв же случился в Мариенбаде и Киссингене. Заграничная курортная беззаботность явно помогала автору изобразить картины русской жизни. Близкое видится издалека. Полностью роман выйдет в 1869-м. И снова в нем много автобиографических деталей. Такого Гончарова критики и литераторы не знали и встретили «Обрыв» прохладно. Все не так — сюжет ходульный, герои придуманные, жизненности мало, да еще и текст избыточный. Но история расставила буквы по местам. Это была одна из первых страниц новой литературы — той, которая появилась только в начале ХХ века. Гончаров и тут поспел. Как и Флобер со своей прозой во Франции.

В Борисе Райском, свободном художнике, воссоздан тип героя русской литературы середины XIX века. Он бежит из душного столичного общества в родовое волжское имение. Почти как сам Гончаров убегал на берега реки в Симбирск. Там и встречается лицом к лицу с жизнью устойчивой и устоявшейся и молодой, бурной, стремительной, точно воды Волги. В любви Райского к Вере видны следы неудачливых влюбленностей автора, обрекших его на одиночество и депрессию. В душе писательской будто в омуте.

Эту романную симфонию услышали художники. Юрий Игнатьев, как никто другой, распознал звучание цвета, передающего настроение, интригу, взаимоотношения героев. В его иллюстрациях воссозданы все образы «Обрыва» — почти кинофильм, акварельный, панорамный, портретный. Гончарову повезло с иллюстраторами. Текст дышит свободой и верой в возможность людей любить, жить по правде, действовать во благо, а с рисунками сюжет начинает буквально (в буквах) оживать, сиять.

Гончаров в конце еще успел сделать немало как литератор, но последняя нота прозвучала. «Обрыв» подвел черту. И хотя до 1891 года, кончины писателя, пройдет более двадцати лет, никаких художественных текстов автор не напишет. Третья сказочная «О» окажется завершающей. Слишком много сил было вложено в финальную книгу, слишком личной она получилась. Но за это мы и любим гончаровскую прозу, ставшую эталоном русской классики.