Знакомим вас с подборкой стихов Галины Рымбу, напечатанных в 124 номере журнала «Новое литературное обозрение» (2013).

* * *

передвижное пространство переворота

возомнил себя Некрасовым, сука!

военные машины вдоль обочин

отведал
функционер кнута

в черном баре ведут крохотные диалоги

в бутово, гольяново, химках
спят заговорщики
остановленные знанием
купленные на распродаже

но не спит моя любимая
что ж ты будешь делать
но не спит любимый мой
что же ему сказать

парень в только что купленной маечке с че геварой
бессвязно мечется по тюремной камере
в лице его проступает зверь, медведь,
осколки волка, автоматная очередь

коридоры наших домов покрыты слизью
жизнедеятельность не оставляет пространства для жизни
и нет сил выбрать смерть
тогда выбирают борьбу
красным кошмаром протирают тела убитых
по инерции покупают сыну игрушки
намекающие на войну

но не спит моя любимая
она перешла за ограждения
но не спит любимый мой
он освободит уже всех

хоть он говорит: уже умер нарратив освобождения
и этой осенью жертвенный дым животных поднимается вверх

этой осени бледный огонь
мы отдали ключи от квартиры призракам
к нам навстречу выходят люди не делающие сбережений
эта осень рвет душу
она кричит «где у тебя душа?»
и все внутри горит
тело — передвижной балаганчик критики, ярости, ужаса
и уже нет желания
порвать майку, сорваться и стопить на мокром шоссе

это слова человека никогда не знавшего старости
для человека, который
никогда не любил и умер

* * *

соответствовать духу войны

но прошла война

война ничего не говорит
подростку уходящему на войну
он фотографируется среди чучел енотов
в платье и в цветах

что вы сказали после войны?

славное дело предков угасло
некого больше встречать
некому встретить
проще
сказать: он умер в вагоне метро
расширилось сердце
но нет
он вернулся с войны

персонажи покидают нас

он не вернулся с войны
в квартире на лиговском
монотонный треск стрекозы
двое лежат обнаженные
и он говорит: вот, девочка,
мои личные вертолеты
мой черный шелковый китайский халат
отечественные сигареты.
девочка улыбается и хлопает в ладоши.
она седая.

мои друзья говорят: надо быть холоднее

чтобы разрушить
чтобы однажды в новостях увидеть:
он ехал и он взорвал
границы одной страны
чтобы не увидеть новостей и вовсе
а Дима говорит:
«я подхожу к ним, спрашиваю и стреляю
чернильными шариками…»

* * *

разве не для вас арнаут даниэль пчел е**л?
чтобы вы писали простые исповедальные

лев мочится в часовне
солнце встает происходящего

мокрощелки рифмованные чокнутые стишки

перевернутые гробы красный бархат
слюнявые густые рты в поисках тропа
счета взбитых банковских карточек
полянки усыпанные нейролептиками
маленький мерзкий рембо с бородкой троцкого
у каждого за пазухой

оп-ля!

некрофилы

отдающие голоса на выборах це-це
возвращающиеся домой без голоса хе-хе
и я пойду с вами ай-ца-ца
сделай мне кофе да-да
жилы в лодках барахтающейся звуковой игры

конечности собранные в темноте
упражненья на вновь построенных турниках
все кто в силе предъявили глухую домашнюю речь

кухня с голыми обоями солнце да
тоже из детства, а он и детство твое разорвал на куски
шелковую русь равнодушно вы. б прованс
чтобы услышали рот раскрыл кто здесь

в подворотне между питером и москвой
нож подставил к горлу и говорит: «играй языком»

ШКОЛА

 подростки, читающие «общество спектакля»
я говорю: «не поздно ли?»
они отвечают: «нет. Сейчас на часах шесть»
сентябрь. кровеносные системы школы
в роще березовой исправительной колонии.
в кабинете биологии заформалиненные тельца крыс
мышка мертвая сорванного государства.

лег головой в листву. на груди — сухие цветы бессмертника.
на языке — сокровища черные русского формализма.
в роще солнечной паук одевает пути
на легкие ветви. и учитель
в крапинках крови оседает внезапно.

я открываю глаза и вижу: большое сердце дети посыпают землей
туман от книг расходится.
белые сумерки. первая сигарета.
в обнимку с девочками в дымном шаре
мы заперты. макулатура
вздымается вверх. черная пена
типографских шрифтов от рождества христова.

порванный рот государственного телевидения.
серые кишки независимой печати
мертвые полицейские в кабинете биологии на открытом
уроке закутанные в хлипкую шерсть.
долгие колонны очередей по дороге домой:
что в них умалчивается?

красная листва, желтая… детское тело и щит
кричит внезапно.
уедем отсюда. но нет
здесь вокзала. я ударяюсь о стены.
тело вспарывает проволока,
обволакивают километры пищевой пленки.

в глубине местных искусств спят мясные кураторы,
сшитые из свинины, приправленные говядиной
на перемене в безвременье целуют член директора

зданье школы покрытое легкой чешуей качается на ветру
сарайчик, передвижной балаганчик
у каждого сердца скрытый за корешками книг,
институтом семьи и собственности
против читателя
против тебя,
вообще человека,
выпирающий пламенем,
изрекающий только
ложь, ложь, ложь.