Тэги
Читать запоем Виктория Ледерман начала с первого класса. Приходила в местную библиотеку и набирала внушительную стопку книг. Однажды, когда она прочитала все книги, а библиотека оказалась закрыта на санитарный день, она вдруг подумала: если мне нечего почитать, может, попробовать что-то написать самой? Так Виктория взяла тетрадку и вывела первые строчки.
Ей тогда было девять лет. Сейчас за плечами автора уже две изданные книги, а также ряд литературных наград, среди которых включение в шорт-листы «Новой детской книги» и Международной детской литературной премии имени
Виктор Федоров С чего началось ваше вхождение в детскую литературу? Вы ведь стали писателем, уже будучи педагогом с многолетним стажем.
Виктория Ледерман Литература была со мной всегда, потому что писала я лет с девяти, и мои герои росли вместе со мной. Я даже писала взрослые вещи. Но никогда ничего не издавала, не считая какой-то местной газеты, в которой очень давно напечатали пару рассказов.
Однажды мне попалось на глаза объявление о конкурсе прозы для подростков. И мне первый раз закралась мысль: а почему бы мне не попробовать? Почему я пишу для взрослых? Мне казалось, что я отошла от детской литературы, потому что мои дети уже выросли. Но тут я задумалась: что я могла бы написать именно для подростков? Есть ли мне что им сказать?
И постепенно я вышла на сюжет книги «Календарь ма(й)я». Рукопись отправила на премию Крапивина в 2014 году, и неожиданно она имела успех, ее издал «КомпасГид». Вот с этого все и началось. Мне понравилось, и я продолжаю писать для детей.
ВФ Потом у вас появились книжки с героями помладше…
ВЛ Да, возраст моих героев стал уменьшаться. Мне захотелось попробовать написать на любой возраст и посмотреть, что получится лучше. И как-то так получилось, что герои становились все меньше, меньше и меньше. Недавно я участвовала в конкурсе от «Росмэн» с совсем уже детскими стихами.
ВФ Есть какой-то жанр, который вами еще не охвачен, но хочется в нем себя попробовать?
ВЛ Меня привлекает фантастика, но не «звездная», а та, которую сейчас называют «городское фэнтези». На встречах мне все время предлагают написать какой-нибудь «ужастик», но мне такого не хочется.
ВФ «Питомец Гешка» у вас в этом смысле сравнительно новая, особняком стоящая книжка…
ВЛ Да, но это все-таки повесть-сказка больше. Мне нравились с детства именно такие повести-сказки, когда в конце оказывается, что все события случились на самом деле, а не такие, где главный герой заснул, и ему все приснилось. Помню, для меня было очень сильным разочарованием, когда Алиса у Кэрролла в конце проснулась. И я стараюсь так не делать вообще.
ВФ А какие книги вы любили в детстве?
ВЛ Я была безумным читателем, читала очень много, практически все, что было в нашей местной библиотеке. Юрий Сотник, Валерий Медведев, Софья Прокофьева, Виктор Голявкин, Астрид Линдгрен… можно долго перечислять. И Владислав Крапивин, конечно. Обязательно Крапивин.
ВФ Очень часто вас как писателя сравнивают с Драгунским, с тем же Голявкиным… не обидно вам слышать такие сравнения — «второй Драгунский», «новый Голявкин»?
ВЛ Нет, не обидно. Просто очень-очень странно. Может быть, сравнивают не конкретно меня, а именно школьную повесть как жанр. Ведь когда хотят почитать о школе, что первое приходит на ум? Именно Драгунский, Носов и так далее. А что-то детям все равно нужно новое, какие-то нюансы современные. И хочется, видимо, чтобы как Драгунский, но на современный лад. Поэтому такое сравнение и возникает.
ВФ А за какими-то современными авторами вы следите? Вообще, есть ли у вас такая хорошая ревность к коллегам по писательскому цеху: «Ага, вот эту тему я бы тоже хотела взять, но он успел первым»?
ВЛ Да, такое бывало, когда я разрабатывала сюжет «Календаря ма(й)я». Вот есть очень хорошая тема — «День сурка», да? Но взять ее уже нельзя. Что-то подобное с зеркалами было, со временем… я хотела еще что-то найти. Ну вот получилось так, что я нашла именно движение назад во времени. Оно тоже где-то встречается, где-то обыграно, но чтобы именно дни менялись. Мне кажется, этого раньше не было.
ВФ Ваши герои оказались в гораздо более жесткой ситуации, чем герой Билла Мюррея в «Дне сурка». Он мог повторить свой день сколько угодно раз, а ваши герои были этого лишены. В этой связи разве что «Понедельник…» Стругацких вспоминается. Контрамоция, которая не обязательно должна быть непрерывной…
ВЛ Вот тут интересный момент, про контрамоцию. Когда я книгу уже сочинила и пересказывала ее сюжет мужу, он мне вдруг сказал: «Так это уже написано!» Я перепугалась, потому что муж читал Стругацких, а я нет. Я не могу читать Стругацких. В полной мере признаю их как авторов, как классиков фантастики, но читать не могу. Я начинала читать «Понедельник начинается в субботу», но дальше страниц десяти не пошла. И вот когда мне муж рассказал про контрамоцию, я с перепугу прочитала всю книгу и успокоилась. Поняла, что у Стругацких другое. И потом я даже возгордилась от того, что мне пришла практически та же мысль в голову, что и таким мастерам!
ВФ Три героя, очень разных героя в «Календаре ма(й)я». И все при этом главные. Как они выбирались? Это какие-то типажи или некий случайный подбор? У меня есть свой фаворит среди них…
ВЛ А у меня, кстати, нет фаворита. Поэтому, когда я начинала писать главы об одном герое, я отключалась от других и на все смотрела с его стороны, то есть он в этот момент и был для меня фаворитом. Потом я переключалась, скажем, на Лену. Я влезала как бы в ее кожу, представляла, что это все происходит вокруг меня, со мной, и другими глазами смотрела на эту ситуацию. Поэтому фаворита у меня нет, для меня все герои равнозначные.
ВФ Мне-то как раз больше всего нравится Лена. Может быть, потому, что из-за нее книга перестала быть просто приключенческой и получила какую-то такую очень хорошую глубину.
ВЛ С другой стороны, мне нужны были герои с проблемами. Потому что они должны были с этими проблемами справляться. Если бы у каждого все было хорошо и гладко, они бы просто попали в ситуацию и так же просто выбрались. Не было бы такого интереса. Потому что одна линия — ребята сражаются с временем, а другая линия — они все-таки решают какие-то свои проблемы, семейные или какие-то психологические. Именно такие книги мне нравилось самой читать, поэтому именно такие книги я и пишу. Когда есть какой-то нерв, когда есть настоящие отношения между людьми, мне всегда это нравится — в любом жанре, который я читаю. Хоть в фантастике, хоть в детективе. То есть, отношения, по моему мнению, должны присутствовать обязательно.
ВФ Ваша писательская ипостась с педагогической в конфликт не вступает? И как это воспринимают ваши ученики?
ВЛ Нет никакого конфликта. Я сейчас работаю репетитором, поэтому у меня учеников не так много. Они знают, что я пишу, но сама я это не очень афиширую. Ну, некоторые удивлялись, когда в первый раз приходили ко мне и видели все эти книги: «Как, вы это сами написали? Вот прямо сами-сами?» А один даже спросил: «Вот здесь, на принтере на этом?»
ВФ Вот этими самыми ручками…
ВЛ Да, вот этими самыми ручками, на принтере. То есть, им, конечно, удивительно, что человек пишет. Да мне и самой было бы, наверное, удивительно, потому что я в детстве не видела ни одного писателя. Первый раз я увидела живого писателя, Владислава Крапивина, на вручении премии Крапивина, и это тоже был достаточно сильный культурный шок. Потому что, если бы мне в детстве показали писателя, которым я зачитывалась, то, конечно, это было бы что-то невероятное. Сейчас все проще, сейчас детям в школу ведут писателя живого. А раньше мы думали, что все писатели умерли уже давным-давно (смеется).
ВФ Большой педагогический опыт не мешает встречаться с читателями? «Ох уж эти дети!..»
ВЛ Нет, даже помогает. Я вообще человек закрытый, не люблю выступать, хотя выступление перед аудиторией мне не ново.
В классе это было нормально, потому что я говорила не о себе. Я говорила, скажем, об английской грамматике. И я была там в другом статусе, поэтому все было по-другому. Мне понадобилось время, чтобы научиться говорить о себе и своих книгах, как о ком-то другом, как о чужих книгах, потому что говорить о себе, об очень личном у меня просто язык не поворачивался. То есть, я выходила на аудиторию, думая, о чем я буду говорить? Почему этим людям будет интересно меня слушать? Для чего это все?
ВФ И какой ответ вы дали себе на этот вопрос?
ВЛ Я просто стала отключаться и говорить как не о себе, и все. Как еще об одном герое книги.
ВФ У многих авторов есть какие-то личные истории, которые отражаются в книжках. Воспоминания детства, какие-то случаи из жизни… Можете рассказать о чем-то таком, что вошло в ваши книги?
ВЛ У меня очень много таких моментов. Я ведь очень много беру из школьной жизни.
Я всегда любила школу. Даже играла в школу, когда была маленькой. Мне очень хотелось всех учить. И когда у меня были подружки маленькие, я сажала их в круг и учила. Они очень возмущались: им не хотелось учиться в школе, а потом еще учиться у меня. А я удивлялась: почему они не хотят, если это так интересно? (смеется).
И конечно, я беру какие-то сюжеты из моей школьной жизни, из школьной жизни моих детей, что-то рассказывают друзья и знакомые… Мне практически не нужно придумывать. Достаточно вспомнить какой-то случай либо просто оглянуться вокруг.
Вот, например, в «Василькине…» первый же рассказ, где мальчик забывает дома ранец и приходит в школу в полной уверенности, что он его принес, — это рассказ о моем сыне.
В другом рассказе дети долго ждали морозов, чтобы можно было не ходить в школу. А когда мороз пришел, они не усидели дома и побежали кататься с горки. Такое, мне кажется, у каждого в детстве было.
ВФ А из вашего собственного детства какие-то истории вам вспоминались?
ВЛ Ну, вот в книге «Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом "Д"» есть момент, когда класс сбегает с урока. У нас была похожая история. Нам в какой-то из дней в расписание неожиданно поставили лишний урок. И весь класс договорился сбежать с этого урока. Все ушли, а я и еще два человека — остались. Нас водили по всем завучам, но мы никого не выдали. Несмотря на это, у нас долго были проблемы в отношениях с одноклассниками. Они нас не поняли — считали, что мы испугались учителей. Но мы остались не из страха, а по убеждениям. А другие подчинились большинству и убежали… и этот сюжет тоже вошел в книгу.
![Виктория Ледерман - Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом "Д"](https://img.labirint.ru/images/att/news/1-19705-1522406135-2949.png "Виктория Ледерман - Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом "Д"")
ВФ Во многих ваших книгах герои встают перед трудным выбором. Что вам помогает не уйти в дидактизм и морализаторство? Где та грань, за которой заканчиваются приключения и начинается мораль?
ВЛ Пока я пишу книгу, я этой морали не вижу. Если она потом появляется, или читатель ее находит, — наверное, это подсознательно вылезает.
У меня есть ситуация, и я от лица героя думаю, как из нее выбраться. Специально туда мораль я не закладываю. Но, наверное, как-то вылезает мой педагогический опыт, раз ее видно…
ВФ А как относятся к вашим книгам ваши собственные дети?
ВЛ Мои дети уже взрослые. Они сказали: «Мы детские книжки не читаем». Но «Календарь ма(й)я» они все-таки прочитали, потому что это была первая книга. Она появилась для них неожиданно, это было такое чудо! И мой старший сын прочитал ее и сказал: «Ну прямо как будто настоящую книжку читаешь!» Это была похвала такая (смеется).
ВФ Что вы сами читаете как взрослый читатель?
ВЛ В основном подростковую литературу. Дети у меня выросли, и я как-то упустила, что у нас так много хороших подростковых авторов. И я с большим интересом смотрю, что сейчас выходит. К тому же, мне нужно следить, что пишут мои коллеги — не хочется ведь, чтобы какой-то сюжет у нас повторялся.
Была у меня, например, мысль написать книгу про развод родителей. Но я посмотрела, сколько всего об этом уже написано, и эту задумку отодвинула в какой-то дальний уголок памяти.
Из современных подростковых авторов очень люблю Жвалевского и Пастернак, Юлию Кузнецову, Тамару Михееву, Нину Дашевскую, Артура Гиваргизова… Стараюсь следить за современными авторами.
Сейчас ищу книги про детскую ревность. Мне было бы интересно самой написать про ревность одного ребенка к другому. Это ведь очень сильное чувство. Я не очень много про это знаю – я была единственным ребенком в семье. Но когда меня спрашивали, хочу ли я братика или сестричку, я неизменно отвечала: «Нет!».
Из взрослых книг я люблю фантастику – особенно про перемещения во времени или параллельную реальность.
ВФ Как сейчас ваша новая книга находит своего читателя?
ВЛ Находит как-то… помогают издательства — организуют встречи с читателями. Если мы приходим в школы и ребята не читали наши книги, мы начинаем разговаривать. Я рассказываю какой-то сюжет, они слушают и возникает интерес. Дети понимают, что эта книжка про них написана — про тех ребят, что живут сейчас.
Я обожаю Крапивина, но все-таки его книги написаны в другое время. И когда я в детстве читала его книги, то не очень понимала, почему его герои живут в коммунальной квартире, моются в тазу. Я ведь жила в других условиях! И это тоже важно.
ВФ Ваши книжки очень кинематографичны. Они просто просятся на киноэкран. Были ли предложения об их экранизации?
ВЛ Нет, таких предложений не было. Видимо, до режиссеров они еще просто не дошли (смеется).
ВФ Зато они дошли до хороших художников, например, до Ольги Громовой…
ВЛ Да, можно считать, что у нас с Ольгой уже сложился такой творческий тандем. Она проиллюстрировала много моих книг, и я этому рада. Дети ведь часто узнают любимые книги по иллюстрациям и обложкам. Для них это тоже своего рода символ книги.
Вот недавно в издательство «КомпасГид» дети прислали свой вариант обложки к «Календарю ма(й)я». Они сфотографировались в тех же позах, в такой же одежде, как и герои книги, которых нарисовала Ольга Громова, и получилось очень интересно!
ВФ А часто дети-читатели вам пишут? И о чем?
ВЛ Да, конечно. Дети пишут постоянно — о своих впечатлениях от книги, присылают рисунки, просят писать продолжение.
ВФ Есть ли вероятность, что появятся продолжения у таких популярных, но законченных вещей, как «Календарь ма(й)я»?
ВЛ Не думаю. Это было бы просто нелогично.
ВФ Родители обычно задают писателям один и тот же вопрос: как сделать так, чтобы мой ребенок читал? У вас есть свой рецепт? Ваши дети читают?
ВЛ У меня один ребенок читающий, а другой читает только то, что ему нужно по работе. Но я их никогда не заставляла. И никогда не делала из этого наказания: «Не пойдешь гулять, пока не дочитаешь!» Я не знаю, как приучить к чтению. Наверное, только своим примером — когда ребенок видит, что для мамы чтение — это удовольствие. Но у мамы обычно времени мало.
Когда мне на встречах задают этот вопрос, я обычно спрашиваю: «А вы-то сами читаете?» И в ответ обычно слышу: «Да когда?» Но ведь если ребенок не видит читающих родителей, то он, скорее всего, и сам читать не будет. Заставлять бесполезно. Либо — собственным примером, либо — заинтересовывать. Читать вместе. Останавливаться на самом интересном месте. Читать по очереди… Но и это не гарантия. Мы читали с детьми по вечерам, и все равно один ребенок у меня вырос нечитающим.
Я не согласна с мнением, что сейчас дети не читают. Я много бываю в школах и вижу очень много читающих детей. А ведь и в мое время было много нечитающих. В нашем дворе из компании в семь-восемь человек читали только двое, включая меня. При этом такого количества интересных занятий, которые доступны детям сейчас, у нас не было. Мы могли либо гулять во дворе, либо ждать мультики по телевизору (а их показывали не так часто), либо — читать. Так что, мне кажется, процент нечитающих людей примерно одинаков во все времена.
–50 % Выгода 1742 ₽
–50 % Выгода 1041 ₽
–50 % Выгода 1041 ₽
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
