Виктор Федоров Экзюпери говорил, что все мы родом из детства. А что из вашего детства повлияло на вас как на художника?

Антон Ломаев Почти все. Я такой странный ребенок, который рисовать стал сразу. С самого раннего детства. И у меня были все шансы «засушить» себя как художника. Был Дворец пионеров в городе Витебске, кружки какие-то. Потом мать решила послать меня в Петербург учиться в СХШ — это такая большая школа при Академии художеств (Ленинградская средняя художественная школа была первым в стране средним специальным художественным учебным заведением для детей. — В.Ф.). Потом была сама Академия. Теперь я думаю, что это образование, специфическое, профессиональное, только по названию «детское», — оно на мой сегодняшний вкус не очень хорошо для творчества, для творческого потенциала художника. Если, скажем, в том же Дворце пионеров в Витебске было довольно весело, все рисовали, кто что хотел, то, когда я поступил в СХШ в 11 лет, все стало несколько печальнее. Там образование не было нацелено на развитие этой детской, веселой творческой энергии. Оно было в рамках определенной программы — постановки, натюрморты…

Мне кажется, такое образование скорее подавляло детскую фантазию. То, что я сейчас как-то выкарабкался и позволяю себе довольно многое, даже веселиться во время рисования, — это, скорее, вопреки моему профессиональному образованию, СШХ и даже где-то — Академии. Так что все из детства, конечно. И слава Богу! В том числе детские книжки, которые никогда не дают заскучать.

ВФ Какие детские книжки были любимыми у вас?

АЛ В какой-то момент я решил, что не буду работать по заказу, и взял свою теперешнюю странную манеру: я сначала рисую книжку, а потом уже приношу ее готовую в издательство. Обычно-то не так делается.

И в первую очередь я взялся за сказки, которые хорошо помнил с детства — за Андерсена, братьев Гримм, Шарля Перро… И вот я уже книг 16 сделал таких — и это все сказки, которые я в детстве хорошо знал и любил: «Храбрый портняжка», «Маленькие человечки», даже сентиментальная «Русалочка» — все это из детства идет.

ВФ А в вашем детстве это тоже были книжки с картинками?

АЛ Нет. Скажем, Андерсен, которого я иллюстрировал. У меня до сих пор сохранилась моя детская книжка — белорусское издание. В ней есть картинки, но они такие линейные, ненавязчивые, очень приблизительные — один рисунок на сказку. Но это и хорошо. Хоть я сам довольно подробно рисую сказку во всех ее проявлениях, и для обычного ребенка это и развлечение, и подспорье при чтении, но такая подробность может отчасти подавлять какие-то его личные фантазии.

ВФ То есть, ваши любимые детские книжки были, скорее, без иллюстраций?

АЛ Да. У меня мать была книголюбом, состояла в различных клубах, собирала подписные издания. Существовал еще в ту пору такой обмен хороших книг на макулатуру, как везде в Советском Союзе. И вот моя мама во всем этом участвовала, бегала по магазинам, меняла книги на макулатуру. И я хорошо помню, что у меня в детстве была подборка сказок народов мира — хороших книжек, но совсем без картинок: сказки Африки, Индии, Дальнего Востока. Не все можно было прочитать ребенку, потому что многие сказки были просто сложны по материалу, но я это, конечно, все читал.

ВФ Есть ли какие-то книги из вашего детства, которые вы сейчас читаете своим сыновьям?

АЛ Вслух — нет. Мне кажется, что чтение вслух — это занятие все-таки для совсем маленьких детей. Вот моему младшему сыну сейчас 4,5 года, и он как раз в том возрасте, когда я ему читаю с удовольствием, он это любит. Но уже лет с 8-9 я стараюсь проявлять отцовскую твердость и заставлять детей читать книжки. Я подсовываю им то, что сам знаю и люблю, но не читаю им вслух.

ВФ И как вы считаете, ваши дети читающими растут?

АЛ Может быть, я критически настроен, но и мои дети, и вообще дети, которых я вижу вокруг, болеют этими современными болезнями гаджетов. Тем, что так много вокруг информации, которая доступ перекрывает к чтению — телевидение, мультфильмы, сериалы, компьютерные игры бесконечные… И с этим приходится бороться — отнимаем телефоны и игровые приставки у детей, выдаем «по талонам». Читать приходится заставлять — в этом есть, конечно, своего рода психологическое насилие.

Но бывает и по-другому. У меня жена из Албании, и когда мы туда уезжаем, то едем к морю. И дети оказываются в ситуации, когда телевизора нет, а если он попадается, то все программы на другом языке, особенно не посмотришь. И когда свободного времени много, сам ты читаешь, и дети это видят, — вот тогда они берутся за книги. Очень греет отцовскую душу зрелище, когда после обеда или пляжа все разбредаются по своим кроватям с книжкой. И я немедленно бегу за фотоаппаратом, снимаю, радуюсь, показываю жене (смеется). Так что подобные ситуации надо искусственно создавать.

Но то, что в доме есть книги и сам я в издательском мире работаю, тоже играет роль. Я часто покупаю интересные детские книги, и жена меня не ругает, потому что у меня есть два повода: первый — «это для детей», а второй — «это для работы». И это само по себе неплохо. Потому что если книга лежит дома, и если она еще с хорошими картинками, то рано или поздно ее точно увидят, откроют и узнают. Так что само наличие книжек в доме — это уже довольно важное дело. Ведь не секрет, что сейчас много домов, где с книжками не очень хорошо — по разным причинам. Например, кто-то предпочитает электронные книги. Многим они кажутся альтернативой, но это все-таки не совсем то.

ВФ А вы вообще верите в будущее детской электронной книги?

АЛ Нет, и слава Богу! Когда электронные книги только появились, я постоянно встречал людей, которые утверждали, что эпоха бумажных книг заканчивается. Меня несколько раз разные люди приглашали работать над детскими электронными книгами. Один из таких людей спорил со мной и уверял, что скоро все мои картинки все равно будут на планшете. Но прошло уже много лет, и, мне кажется, детская бумажная книга чувствует себя достаточно благополучно, и никаких признаков, что она собирается умирать, я не вижу.

ВФ Как влияет на вашу семейную жизнь то, что вы — художник?

АЛ Дети, конечно, знают, что я художник. Это для них естественно и не кажется им каким-то интересным фактом. Кроме того, я никогда не рисовал дома. Даже когда у меня не было мастерской, я снимал для этого помещение. Я не могу работать, когда кто-то бегает рядом и играет в игрушки. Поэтому для моих детей совершенно обычное зрелище — папа, который, как и мама, уходит на работу. Только мама идет в офис, а я — в мастерскую. А вечером я, как и другие отцы, прихожу домой, пью чай, смотрю новости…

Когда ко мне приходят в гости другие дети, они раскрывают рот: сама обстановка мастерской, обилие красок, кисточек — все кажется им чем-то удивительным. У моих детей, конечно, такого нет. Кроме того, мои сыновья развиваются немного в другом направлении. В отличие от меня, они музыкальны, поют, играют на фортепьяно. Старший с шести лет профессионально поет в хоре, одном из лучших в Петербурге. У них свои наклонности, и специально что-то делать, чтобы они рисовали, а тем более — были художниками, мне не кажется правильным.

ВФ Ваши книги одинаково популярны у взрослых и детей. Я знаю довольно много взрослых, которые собирают ваши книги, хотя дети их давно выросли и уже не читают сказки Андерсена, Гофмана или Гауфа. И в то же время много детей радуются, когда им дарят книгу с иллюстрациями Ломаева. Как это получается? Как сделать один и тот же рисунок доступным для детей и интересным для взрослых?

АЛ Думаю, это получается само собой. Наверное, есть художники, которые сначала пишут картину на серьезную тему, а потом через какое-то время делают книжку специально для детей. Я же последние лет десять довольно плотно работаю именно над детской книгой. Почти все мое время занято каким-то одним проектом, одной книгой. И я должен заниматься этой длительной работой так, чтобы мне самому не было скучно. Поэтому туда, безусловно, влезают и личные переживания, и личные интересы — независимо от исходного материала книги. Вероятно, это и дает возможность найти в получившейся книжке что-то свое и взрослому, и ребенку.

ВФ Сколько времени вы проводите над одним таким проектом, над одной детской книгой?

АЛ В среднем около полугода. Но там тоже есть свои этапы. Первый — самый интересный и веселый, когда ты придумываешь, делаешь эскизы. В это время решается все самое главное — общая концепция, как будут выглядеть герои, как это все будет организовано.

Потом идет более длительный и утомительный этап реализации, когда уже есть эскизы, и ты делаешь то, что можно назвать чистовиками. Здесь уже много рутины, и приходится «включать профессионала», который все это доводит до ума. Но мне все равно не скучно. Я рисую довольно быстро. Некоторые люди видят какую-нибудь мою картинку с множеством деталей или персонажей и думают, что это делается очень долго — дольше, чем это происходит на самом деле.

ВФ Как вы входите в новый текст?

АЛ Во-первых, конечно, многие тексты я знаю с детства. До того, как самому заняться книжками, я лет 10 работал внутри издательства. Сделал сотни обложек, внутренних иллюстраций — книжек пятьсот сделал, наверное. И довольно рано понял: чтобы в этом режиме делать свою работу с интересом и хорошо, надо в книгу погружаться. Поэтому я себя приучил к чтению этих книжек. У этого был и побочный нехороший эффект, потому что я прочитал много того, что и не стоило читать, и с тех пор у меня с некоторыми жанрами сложные отношения, скажем, с фэнтези. Но я все равно читал внимательно, потому что мне было важно сделать свою работу качественно, а для этого я хорошо должен представлять и сюжет, и героев. И с тех пор, когда я читаю текст, у меня в голове сразу застревают какие-то детали быта, цвета костюмов, описания, которые важны для рисования. Этот навык позволяет мне практически никогда не перечитывать книжку.

ВФ Но ведь многих деталей в тексте просто может не быть. Откуда вы их тогда берете? Я в какой-то момент узнал, что моего любимого Хольма ван Зайчика иллюстрировал мой любимый Ломаев. Как было с этими книгами, ведь там вообще альтернативная история?

АЛ Ван Зайчик был хорошим исключением (Под общим псевдонимом «Хольм ван Зайчик» работали петербургские писатели-фантасты и ученые-китаеведы Вячеслав Рыбаков и Игорь Алимов. — В.Ф.). Я тогда еще работал в издательстве, и это был один из тех проектов, которые мне были по-человечески интересны. Сейчас написаны все семь книг, а тогда они создавались прямо на моих глазах. Я читал их еще в не до конца отредактированных вариантах. Это было очень живое дело, отзвук которого я чувствовал как художник. И я собирал эти образы по частям, и мне самому нравилось, как получается.

Похожая история произошла с известным теперь писателем Алексем Ивановым. Когда я начинал с ним работать, это был никому не известный парень с Урала. Я сделал первую обложку к «Золоту Пармы» и с тех пор оформлял обложки ко всем его романам. И это тоже было очень живое дело.

ВФ Многие ваши книги издаются за рубежом — например, в Китае. Как вас принимает иностранная публика? Есть ли у вас какая-то обратная связь?

АЛ Я очень мало об этом знаю. Большинство договоров заключаются дистанционно, и если в России я хотя бы вижу живых читателей моих книг, то здесь приходится больше догадываться. Но, наверное, интерес какой-то есть, если книги в разных странах издаются.

Китайцы, кстати, издавшие пятнадцать моих книг и собирающиеся издать еще три, долго думали, заключать ли со мной договор на «Маленького Мука» и «Калифа-аиста». Видимо, изображенный там Восток, имеющий очарование для Европы, для китайцев выглядит не столь привлекательным.

ВФ Не было у вас желания проиллюстрировать другие сказки Гауфа?

АЛ Я, когда читал «Караван», сразу понял, что тут работы непочатый край. Проблема только в том, что все это требует большого времени, а мне интересны и другие авторы. Например, только что я сделал «Щелкунчика», делал эту большую книгу почти целый год, и был бы рад продолжить работу над Гофманом. Вопрос только — когда?

Я вот недавно взялся за свои собственные книжки, и первая из них — «Колыбельная для маленького пирата» — уже вышла. Месяцев через семь будет готова вторая. И оказалось, что это тоже очень увлекательное занятие. Когда ты совсем свободен и можешь придумывать не только картинки, но и тему, текст, диалоги, атмосферу, это становится втройне приятнее. Это уже совсем твой мир, в котором ты можешь делать все, что угодно. Так веселее!

Тем более, что мне давно хотелось сделать что-нибудь на пиратскую тему, но при этом не брать тот же «Остров сокровищ» к которому уже созданы сотни по-настоящему хороших иллюстраций.

ВФ Если продолжать разговор о морской теме и настоящих моряках, давайте вспомним вашу работу над «Моби Диком». Как вы к этой книге пришли?

АЛ Я подростком прочитал этот роман, и он мне очень понравился. На какое-то время я его забыл, а потом произошла типичная для меня история. Когда я долго делаю детские книги, у меня, видимо, накапливается какая-то недосказанность на определенные темы, и я «соскакиваю» с детских книг. Таким образом я, скажем, сделал Бабеля — «Одесские рассказы» и «Конармию». И там есть темы, которые естественным образом не проникают в детскую литературу — насилие, смерть. И если какая-то из этих тем тебя волнует, ты должен уже как художник искать соответствующий материал.

И однажды я вспомнил про роман Германа Мелвилла «Моби Дик», в котором для меня есть своя сумрачность и таинственность. Я понял, что хочу эту книгу сделать. Сделал какие-то эскизы, пару картинок. И когда у меня был в гостях московский издатель Вадим Мещеряков, он загорелся этой идеей и предложил подписать договор. Наверное, без Мещерякова я бы все равно сделал «Моби Дика», но это было бы гораздо дольше. А раз уже был издатель и договор, я отложил другие дела и довольно быстро сделал всю эту большую серию иллюстраций. Здесь совпало мое внутреннее желание и желание издателя.

И у этой книги была счастливая судьба. Сначала вышел двухтомник, потом однотомное издание на русском языке. А потом так случилось, что иллюстрации из «Моби Дика» украсили российский стенд книжной ярмарки в Болонье, где их увидели представители французского издательства «Сарбакан». Книга вышла на французском языке в увеличенном формате и была очень тепло принята французской публикой. На презентациях в Париже я подписал какое-то несметное количество экземпляров.

А теперь эта книга вышла в Нью-Йорке по-английски, и я с волнением жду реакции американских читателей, для которых этот роман — с детства известная классика. И сам факт того, что американцы решили издать книгу именно с моими иллюстрациями, для меня очень важен и лестен. Видимо, я попал в какие-то их ожидания.

ВФ Какая колоссальная ответственность и напряжение для художника! В книге отражена целая эпоха, там сотни, если не тысячи деталей, и невозможно заранее знать, как выглядели все эти гарпуны и морские снасти.

АЛ Это всегда серьезная проблема. Конечно, текст Мелвилла заряжен романтизмом. Но если посмотреть на него с технической стороны — он ведь состоит из подробнейших описаний процессов и вещей. И от этого материала не отвертишься. А фотографий этой эпохи мало. Есть какие-то схемы, рисунки, но оживить их в голове очень непросто. Так что ошибки наверняка есть, хоть я изо всех сил старался их не делать.

ВФ Ваши иллюстрации очень кинематографичны. Те же «Тим Талер», вышедший в «КомпасГиде», или «Собака Баскервилей», изданная Мещеряковым, очень динамичны, полны «киношных» планов и ракурсов.

АЛ Конечно, если ты берешься за такой образ, как Шерлок Холмс, который миллион раз был воплощен в иллюстрации, поневоле начнешь искать что-то свое, что рано или поздно выведет тебя на какие-то острые решения в графике.

ВФ Чем, с вашей точки зрения, хорошая книга отличается от плохой?

АЛ Что такое хорошая книга — это вопрос не для художника, а для стороннего наблюдателя. Когда ты находишься в процессе, важно сделать так, чтобы тебе было интересно. Но результат непредсказуем. Я могу увидеть в магазине книгу, в которой изобразительное решение мне нравится. Но я не стану его тащить в свои работы, потому что природа творчества в норме не связана с подражанием, а тем более — с протаскиванием каких-то решений, которые ты принял как зритель. Что такое хорошая книга пусть критики решают. Или мама, которая выбирает книгу для своего ребенка. А художник прежде всего должен быть свободен.

ВФ А как тогда помочь ребенку сформировать хороший вкус?

АЛ Хороший вкус — это отсутствие чрезмерности, умеренность. Чтобы помочь его формированию, прежде всего нужно избегать китча и того, что сделано халтурно. Это не вопрос индивидуального стиля художника или его взглядов. Это именно вопрос отношения к делу. В результате халтуры со стороны издателей и художников на рынке появляются яркие продукты, сделанные равнодушными людьми по готовым лекалам. Я это видел много раз. Вот это точно дурной вкус — равнодушное отношение к делу.