Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Фантомный бес | 0 |
Фантомный бес | 0 |
Повесть о печальном лемуре | 0 |
Повесть о печальном лемуре | 0 |
Дюдмила Улицкая Несколько слов о "Фантомном бесе" и отзыве Черкасова
Черкасов оказался гениальным читателем. Мне м
ешала при чтении сугубая плотность повествования и такое странное чувство, что пишет человек, которому отведено мало времени, и он спешит написать всё до этого указанного срока. Я, признаться, сама живу в ощущении такого «здесь и сейчас», в отсутствии прошлого и будущего, какого в жизни не испытывала. Но неизмеримо огромное пространство, которого удалось едва...
Черкасов оказался гениальным читателем. Мне м
ешала при чтении сугубая плотность повествования и такое странное чувство, что пишет человек, которому отведено мало времени, и он спешит написать всё до этого указанного срока. Я, признаться, сама живу в ощущении такого «здесь и сейчас», в отсутствии прошлого и будущего, какого в жизни не испытывала. Но неизмеримо огромное пространство, которого удалось едва коснуться, не должно закончится..
Я рада вашей книге – вам удалось попасть в цель! Я лишь однажды в жизни прикоснулась через Циолковского-Вернадского к огромному кругу идей, в которых вы живете как рыба в воде. И могу только сказать: знаю, догадываюсь, о чем идёт речь. Все мои мысли сегодня сосредоточены на похожей теме -- границы, в её самых разнообразных проявлениях – от перехода от безгласности человека к высочайшей поэзии, о тех границах, с которых началось человеческое законотворчество, о начавшемся уже «расчеловечивании» и «раскультуривании», которое сегодня наблюдаем.
Три ваши женские персонажа пугающе-отталкивающие. Поскольку линии касания всегда выскакивают – бабушка моя бывала в Горьковском особняке по соседству от её дома на Поварской, испытывала священный восторг. Мне даже почудилось в их описании некое мужское чувства страха перед женской стихией, которая и правда довольно страшная. И эта тоже одна из моих назойливых мыслей последнего времени: пол как проклятие, размножение как соблазн, а сегодня и огромная угроза земле. Словом, пора преобразиться в ангелов бесплотных.
Дмитрий Корнющенко–Черкасов, академик Академии творческой педагогики, лауреат Шестой Артиады народов России в и
Кротовые норы Александра Кацуры
(Фантомный бес: Музы и бомбы.
Роман–предупреждение. М., Эксмо. 2020).
Роман вышел в начале года.
За прошедшие два столетия не было острее события, чем освоение нового могучего и страшного вида энергии, изначально невероятного и неожиданного по своим результатам, каковым оказалась атомная энергия....
Кротовые норы Александра Кацуры
(Фантомный бес: Музы и бомбы.
Роман–предупреждение. М., Эксмо. 2020).
Роман вышел в начале года.
За прошедшие два столетия не было острее события, чем освоение нового могучего и страшного вида энергии, изначально невероятного и неожиданного по своим результатам, каковым оказалась атомная энергия.
Мастер интеллектуальной интеграции Александр Кацура освещает эту теорию чудес фантастической по объёму энциклопедической информацией о недавно завершившемся двадцатом веке – во всей его трагичности и нелепости.
Мария Закревская (баронесса Будберг) - видимо, главная авантюристка ХХ века.
Кому же служила «железная женщина»?
Вторая героиня романа, Эстер Юльевна Розенцвейг обучалась в европейских университетах, где усилился её интерес к левым идеям, тяготение к которым она ощущала ещё со школьных лет. Она взяла себе новое имя – Елизавета Юльевной, Лиза. Вернувшись в Советскую Россию, она угодила в разведшколу (как и ещё одна русская амазонка – Вера Гучкова). Повлияло на будущую карьеру разведчицы отменное знание нескольких европейских языков. В школе она стала «Горской», потом её выдали замуж за разведчика Василия Зарубина. Во Франции она станет Марианной Кочек, в Германии супруги будут носить фамилию «Вардо». Под фамилией «Зубилина» Лиза побывает в 1936 году в Соединённых Штатах Америки, где устроит знакомство профессора Принстонского университета Альберта Эйнштейна с женой скульптора Конёнкова Маргаритой, тоже советской шпионкой (третья героиня). Лизе пришлось несладко в годы ежовщины, но в апреле 1941 года супруги Зарубины под видом дипломатической семьи снова окажутся в США, и теперь уже Маргарита на выставке работ мужа познакомит Лизу Зарубину с Робертом Оппенгеймером и его женой Кэтрин. От Оппенгеймера дорожка пролегла к Клаусу Фуксу, на советскую разведку прямо в Лос-Аламосе. Из его рук Лиза Зарубина получит пачку документов – «полную программу атомной бомбы».
С этим грузом шпионка Лиза отправляется на вокзал в столице штата Нью-Мексико Санта-Фе. В её руках небольшой чемодан, дамская сумочка, а на плече висит ридикюль, в котором и лежат бесценные документы. На перроне она видит у вагонов не только проводников, но и военных полицейских, тщательно обыскивающих пассажиров и их багаж. Красивая, стройная женщина действует нестандартно. Она мгновенно преобразилась в растерянную, глуповатую дамочку, которая никак не может вспомнить, куда она дела свой билет на поезд. Чемодан она поставила на перрон и стала лихорадочно рыться в сумочке, но ей мешал проклятый ридикюль. Якобы бессознательным движением Лиза повесила его на плечо проводнику и, наконец-то, « нашла» свой билет. Её попросили открыть чемодан, в котором кроме дамского белья ничего не было. Она прошла в купе. Поезд тронулся. Минуты через три проводник принёс ей, «забывчивой пассажирке», её ридикюль, за содержание которого можно было получить несколько казней на электрическом стуле. «Через четыре дня толстая пачка бумаг оказалась в советском посольстве в Вашингтоне. А ещё через два дня дипломатической почтой ушла в Москву».
Кому же служила « разведчица» Лиза Зарубина?
Маргарита Ивановна Воронцова, побывавшая любовницей А. Блока, Ф. Шаляпина, С. Рахманинова, но ставшая в итоге женой великого скульптора Сергея Коненкова, в 1923 году прибыла вместе с мужем в Северо-Американские Соединённые Штаты. В Америке, кроме устройства выставок работ своего мужа, Маргарита занимается шпионажем и, по совместительству, становится возлюбленной великого А. Эйнштейна, так как очень заинтересовалась теорией относительности и ядерной физикой. У Эйнштейна не было секретов от очаровательной в своём любопытстве милой Марго.
Звёздный час Марго, в отличие от других амазонок, выписан автором по-настоящему человечным. Сталин потребовал от супругов Конёнковых возвращения в СССР. 1945 год. Марго прощается с Эйнштейном и признаётся в том, что она « русская разведчица», шпионка: «Я работаю не только на свою великую страну, но и на великую идею». Великий физик отвечает ей, что догадывался о её «работе», но не осуждает её. Они будут долго обмениваться письмами. Из груды писем Эйнштейна случайно сохранилось лишь несколько.
Кому же служила такая замечательная модель скульптора С. Конёнкова?
Ответ найти не трудно. Служили эти русские женщины, кто-то больше, кто-то меньше, не России – её давно уже не было, не великой идее – её не было вообще, был идеологический суррогат, служили даже не фантомному бесу (хотя и ему тоже), а самому дьяволу, Большому Бесу – Иосифу Сталину. Их роль бинарных операторов, т.е. посредниц между Востоком и Западом, между адом и раем оказалась постепенно вытеснена другой ролью. Какой же?
Милые русские женщины Мария, Лиза, Маргарита постоянно прибегают к обману, врут на каждом шагу, нарушают самые строгие табу, направо и налево предают своих близких и друзей, нарушают нормы обычного права и обыденной морали. Каков итог их похождений и приключений?
В романе Мура Будберг кончает самоубийством, испытав перед смертью ужас от совершённых ею предательств.
Случайно встретившиеся на выставке Сергея Конёнкова Лиза и Маргарита признаются, что в прошлом были большими дурами. Маргарита умирает в состоянии старческого маразма, всеми забытая.
Елизавета ещё успевает полюбоваться по телевизору на Михаила Горбачёва. Вспоминает стихи, которые читал ей Яков Блюмкин, погубленный её доносом. Бредя в магазин за скромным набором продуктов, она погибает под колёсами автобуса.
Наверное, А. Кацура – единственный, кто вспомнил и рассказал о жизни этих двух незаурядных женщин.
\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
Александр Кацура
………………………….
Валерий Генкин О ПЕЧАЛЬНОМ ЛЕМУРЕ
Как лучше писать книги – тягучим языком бульдозера или живым полётом синицы? Перед нами книжка, автор которой знает всё и о бульдозере, и об усталых журавлях, но синица ему ближе. Ирония, игривость, лёгкость речи освобождают разум, вспенивают шампанские пузырьки памяти, открывают полёты ввысь, не мешают плетению фантазий, забавляют, порою веселят, порою добавляют струю грусти, но при этом не отнимают ни понимания глубины...
………………………….
Валерий Генкин О ПЕЧАЛЬНОМ ЛЕМУРЕ
Как лучше писать книги – тягучим языком бульдозера или живым полётом синицы? Перед нами книжка, автор которой знает всё и о бульдозере, и об усталых журавлях, но синица ему ближе. Ирония, игривость, лёгкость речи освобождают разум, вспенивают шампанские пузырьки памяти, открывают полёты ввысь, не мешают плетению фантазий, забавляют, порою веселят, порою добавляют струю грусти, но при этом не отнимают ни понимания глубины жизни, ни ощущения исходной её трагичности. Рецепт превосходного самогона плавно сменяется видениями умирающего в психушке Мастера, запахом отлично сваренного кофе под разговоры о наивной живописи и неореализме, эхом о пролетариях, которых кто-то призвал соединяться, об опиуме народа (образе, придуманном вовсе не Марксом, а священником Кингсли), разоблачением упыря Робеспьера (любовь к человечеству намертво спаяна с ненавистью к человеку) и всеобщего «вурдалачьего блага», саркастической оценкой деяний юного поэта и художника, ставших вполне зрелыми тиранами… Но при этом находится место детальному устройству сладкого Анковского пирога, рассказу про детское неприятие рыбьего жира, а то вдруг про «злобный портрет большинства» или про Кармен в три обхвата. А вы как думали? Жизнь – она со всех сторон жизнь. И изо всех дыр. Например, что такое «мягкий нацизм» – знаете? А как происходит встреча с духом старого дома? А как выразить понятие иномарка на десятке иных языков? Не просто с этим словечком, не о национальном ли комплексе тут речь? То же и с получкой. Жуть! А меж тем в зоопарке горят холсты Рафаэля, Джакометти сыпет парадоксами, а чёрно-жёлтый лемур грустит о потерянной подруге. Мыслимо ли стерпеть всё это? «Люди тоскуют люто, если их не погладить встречей, небо ясное им не любо, и дожди от тоски не лечат…» Не собирался автор создавать magnum opus, исполненный мудрыми мыслями и отчётом о прожитой жизни… не собирался. Однако, как-то само вышло. Неожиданные обобщения, странные сближения обостряют интерес не только к событиям широкого мира, но и к закавыкам собственного сознания. Всего двести страниц, но как сплетена бесконечная изгородь-цепь длинной жизни! Вот всем бы так научиться!
Александр Кацура
………………………….
Валерий Генкин О ПЕЧАЛЬНОМ ЛЕМУРЕ
Как лучше писать книги – тягучим языком бульдозера или живым полётом синицы? Перед нами книжка, автор которой знает всё и о бульдозере, и об усталых журавлях, но синица ему ближе. Ирония, игривость, лёгкость речи освобождают разум, вспенивают шампанские пузырьки памяти, открывают полёты ввысь, не мешают плетению фантазий, забавляют, порою веселят, порою добавляют струю грусти, но при этом не отнимают ни понимания глубины...
………………………….
Валерий Генкин О ПЕЧАЛЬНОМ ЛЕМУРЕ
Как лучше писать книги – тягучим языком бульдозера или живым полётом синицы? Перед нами книжка, автор которой знает всё и о бульдозере, и об усталых журавлях, но синица ему ближе. Ирония, игривость, лёгкость речи освобождают разум, вспенивают шампанские пузырьки памяти, открывают полёты ввысь, не мешают плетению фантазий, забавляют, порою веселят, порою добавляют струю грусти, но при этом не отнимают ни понимания глубины жизни, ни ощущения исходной её трагичности. Рецепт превосходного самогона плавно сменяется видениями умирающего в психушке Мастера, запахом отлично сваренного кофе под разговоры о наивной живописи и неореализме, эхом о пролетариях, которых кто-то призвал соединяться, об опиуме народа (образе, придуманном вовсе не Марксом, а священником Кингсли), разоблачением упыря Робеспьера (любовь к человечеству намертво спаяна с ненавистью к человеку) и всеобщего «вурдалачьего блага», саркастической оценкой деяний юного поэта и художника, ставших вполне зрелыми тиранами… Но при этом находится место детальному устройству сладкого Анковского пирога, рассказу про детское неприятие рыбьего жира, а то вдруг про «злобный портрет большинства» или про Кармен в три обхвата. А вы как думали? Жизнь – она со всех сторон жизнь. И изо всех дыр. Например, что такое «мягкий нацизм» – знаете? А как происходит встреча с духом старого дома? А как выразить понятие иномарка на десятке иных языков? Не просто с этим словечком, не о национальном ли комплексе тут речь? То же и с получкой. Жуть! А меж тем в зоопарке горят холсты Рафаэля, Джакометти сыпет парадоксами, а чёрно-жёлтый лемур грустит о потерянной подруге. Мыслимо ли стерпеть всё это? «Люди тоскуют люто, если их не погладить встречей, небо ясное им не любо, и дожди от тоски не лечат…» Не собирался автор создавать magnum opus, исполненный мудрыми мыслями и отчётом о прожитой жизни… не собирался. Однако, как-то само вышло. Неожиданные обобщения, странные сближения обостряют интерес не только к событиям широкого мира, но и к закавыкам собственного сознания. Всего двести страниц, но как сплетена бесконечная изгородь-цепь длинной жизни! Вот всем бы так научиться!
Не знаете, что почитать?