Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
"Несвятые святые" и другие рассказы | +30 |
Собор | +25 |
Покорность | +14 |
Дорожная ярость | +12 |
Парфюмер. История одного убийцы | +9 |
Весьма давний роман от "почти классика" шпионского детектива представляет собой лихо закрученную альтернативную историю. Не стоит забывать, что хотя в год написания книги (1978) разрядка уже вовсю раскручивалась "голубем мира" Брежневым, но при этом "холодная война" продолжала надежно тлеть, поджидая какого-нибудь вьетнамостана. Так что твердолобым "патриотам", наверное, брать в руки эту книгу не стоит. Если же без предубеждений, то автор нескольких книг...
ЗЫ: Ах, да, если кто-то считает. что это книга по сериалу (вышедшему в 2016 году), то пусть так и будет. Сериал, конечно же, важнее. чем книга (изданная почти на 40 лет раньше).
Да уж... Столько отзывов, в метро постоянно встречаю какую-нибудь замордованную нищей жизнью тётку с затрепленным экземпляром, коллеги по ящикам на работе её тискают. Не удержался, почитал. Ожидал чего угодно, но только не этой импотентной клюквы. Наверное, "Несвятых" можно было бы поставить в один ряд с произведениями Геббельса, если бы духовник Путина был бы примерно так же умен. Увы, в Третьем рейхе к качеству идеологии относились куда более придирчиво.
Уважаемые взрослые! Если...
Уважаемые взрослые! Если вы хотите уничтожать свой мозг - это ваше полное право, но не давайте (ради ваших же богов) этот мусор детям. Не надо им жизнь портить дрянными книжками.
Сначала внешнее. Да, пожалуй, этот роман сложно назвать шедевром. По выбору главного героя, структуре и манере изложения «Покорность», наверное, слишком похожа на произведение, сделавшее Уэльбека Гонкуровским премиантом. Как говорил в одной из своих интермедий Геннадий Хазанов: «Хрен ли тут думать?! Всё уже давно придумано!» Не самый сильный ход, конечно, но твердость руки при этом никуда не девалась, а зоркость глаза, пожалуй, даже усилилась (во всяком случае, «Покорность» выглядит куда более...
1) Секс. Кто же еще может выполнять роль универсального привлекателя, как не он, родимый? Но вот незадача: пресловутая эрекция. И сдалась она всем? Мишель – он такой Мишель, жеманный и в то же время развязный. Он шаркает ножкой, мол, дисфункция, мол, не поднять и краном, а тем временем его руки стягивают трусики собеседницы. У человека, который на протяжении часа без перерыва жарит проститутку (Механично? Меланхолично? Методично? Ха-ха!), проблема не с эрекцией. Впрочем, и не с эякуляцией – тоже. Механизм, как мы видим, в исправном состоянии и готов работать даже без еженедельной профилактики. Проблема сидит глубоко внутри и называется она «отсутствие свежих впечатлений» (хотя, одна из жриц любви сумела разок предоставить и это), не удивительно, что великолепным заменителем сексуальности в таком случае становится алкоголь. Как говорят студенты: «Зачем нам бабы, когда есть водка?!» В конце концов, три жены – тоже неплохой вариант.
2) Политика. Глубоко противное зрелище представляют для Уэльбека политики. А для кого иначе? Но каждый избиратель (если, конечно, у него есть право выбирать, что для русских, например, совершенно непредставимо) как-то ухитряется разбираться в сортах нечистот. И где их только этому учат? Вот и наш злополучный автор, совершая многочисленные пассы и отвлекая внимание, явно симпатизирует правому спектру. Как последовательный антиисламист, он глубоко презирает эту халяльную политическую кухню, но при этом предоставляет ей место на самой вершине, чтобы можно было получше рассмотреть со всех сторон «этот дивный новый мир». Но либералам, консерваторам и «левакам» достается не меньшая доля презрения за ту деградацию европейского общества, виновниками которой они стали. Впрочем, деградация европейской цивилизации в итоге сводится к тому же сексу: всего лишь за какие-то сто жалких лет было утеряно знание как минимум двух способов сексуальных утех! «А я всегда о ней думаю…» И только Национальный фронт оставляет хоть какую-то надежду (вот только не надо насилия и экстремизма!).
3) Религия. Опять же, как последовательный антиисламист, Уэльбек обязан был высказаться на эту тему. Он и высказался, торжественно похоронив ислам, но при этом не сказав ни одного плохого слова в его адрес, а даже наоборот, предоставив ему полный расцвет и расхвалив все возможные плюсы, перечисление которых заняло бы слишком много места (вот и в сексуальной жизни было найдено преимущество: европейские женщины ходят по улицам элегантно одетыми, приковывая к своим попкам взгляды «чужих», а по дому – в мешкообразных пижамах и халатах, мусульманки же, наоборот, по улице шастают в мешках, а по дому – в кружевных комбинациях и стрингах, распаляя желание «своего» мужчины). Вместе с исламом в ту же помойную яму было скинуто небрежным тычком ноги и благочестивое христианство. Уэльбек даже умудрился походя плюнуть в пассивный атеизм («Что ни говорите, а есть в слове «пассивный» нечто оскорбительное»), как потенциальную среду для порождения Бога. Квинтэссенция всех этих религиозных фрикций (она, кстати, способна объединить людей любых рас и национальностей) выражена словами Бакунина: «Если бы Бог действительно существовал, следовало бы уничтожить его».
Если к этим трем основным элементарным частицам добавить еще алкоголь, образование, литературоведение, вопросы трудовой занятости и отношение к евреям, то получится и вовсе залихватская и интригующая смесь, которую не стали взбалтывать. Но на самом деле это всё – об одном.
Странно, что за святой троицей Политика-Религия-Секс многие не различают одной общей цели, в которую направлены луки и арбалеты Уэльбека. А ведь очевиднее некуда, не стоит искать тайные смыслы и хитро упакованные подоплеки, название романа прямое, как сверло (хоть и с отвлекающей внимание спиралью). Сказал бы, что прямее некуда, если бы не было книги с названием «Библия». Покорность и все ее близкие родственники – Равнодушие, Привычка, Молчание, Фрустрация – это и есть те самые тушки, в которые впиваются стрелы, беззвучно выпущенные автором. Нередко в связи с этим романом упоминается слово «ненависть», но это уж точно зря. Ненависть – чистое и яркое чувство, ослепительно яркое, а Уэльбеком управляет презрение, глухое и тусклое, сопровождаемое почти непрерывным сардоническим весельем. Застывшая маска со злобной ухмылкой в этнографическом смысле куда шире, нежели банальное презрительное злорадство. Злобный смех в адрес героя, его знакомых, незнакомых, страны, правительства, избирателей, Европы, Бога, проституток и вообще всего сущего – всего лишь ритуал, по которому отличают мертвого от живого, жизнь от смерти, это тот самый смертельно ядовитый смех, который уничтожает убийство. Уэльбек не намерен молчать, каждый раз убивая Бога, и в этом его непокорность.
Маленький мальчик Хаим приехал с мамой в Америку. Маленький еврейский мальчик взял себе новое имя – Джин Симмонс – и стал большой звездой. И вот теперь он написал об этом книгу (не забыв поблагодарить Америку за то, что она ему дала). Все, кто считал его Демоном, узнают много нового о длинноязыком соблазнителе и гениальном маркетологе. Вот только не надо здесь гундеть о «продажности» и «коммерческом расчете», Джин совершенно прав, когда говорит, что пусть счастье и не в деньгах, но больше денег...
Какой сюрприз! В книге о рок-н-ролле, написанной человеком, вкусившим женской плоти от нескольких (по его словам – более трех) тысяч носителей, и играющем в одной из самых популярных групп в истории рок-музыки, много чего написано о рок-н-ролле и сексе. Вот такой спойлер, теперь будущий читатель лишен радости неожиданных открытий. Ну что же, лизни языком обложку и почувствуй себя немного Джином Симмонсом. Кстати, о языке. Он у Джина способен не только возбуждать эрогенные зоны, но и рассказывать истории. И получается это у бас-гитариста KISS легко и ярко, не оторвешься. Чем вам не сублимация?
Но если немного отвлечься от природных раздражителей, то книга оказывается куда серьезнее, чем можно было ожидать. Во-первых, это полезный семинар в литературной форме для начинающих музыкантов. Джин рассказывает о принципах построения группы, принципиальных моментах творчества в начале пути, методах создания коллектива и способах продвижения молодой формации. И нельзя забывать о маркетинге, который служит безусловной опорой творческой стороне. Здесь Симмонс если не впереди планеты всей, то в первых рядах. У него есть чему поучиться и что перенять. Во-вторых, это полная мудрости притча о том, как создать и как не растерять. Повествование о том, как при наличии термоядерных внутренних противоречий сохранять жизнеспособность и энергичную деятельность коллектива, может пригодиться практически в любой сфере деятельности. Вот где настоящий секс в экзистенциальном смысле этого слова. Невольно на ум приходят многочисленные противоположные примеры из жизни великих групп и музыкантов. Ограничусь одним: Джин Симмонс хотел быть участником самой великой группы, Роджер Уотерс хотел быть самым великим участником группы. Вот и вся разница.
После написания книги «Демон снимает маску» произошло еще много всего. Симмонс не предполагал, что может произойти что-то еще такое, что соберет их снова вместе (на тот момент группа прекратила свое существование). Симмонс не предполагал, что может произойти что-то еще такое, что вынудит его дать клятву верности перед алтарем (на тот момент Джин не просто жил уже много лет с одной женщиной, – Шэннон Твид – но и имел с ней двух детей, но считал брак принципиально неприемлемым лично для себя). Однако, в 2008 и 2012 годах группа записала два студийных альбома, ставших платиновыми, а в 2011 году Джин Симмонс сыграл с матерью своих детей настоящую свадьбу, официально став мужем. И есть подозрение, что писать вторую книгу еще рановато.
И прищурившись как Клинт Иствуд,
капитан Воронин смотрел им вслед...
Под уютный скрип потертого седла Аберкромби почти вальяжно покачивает пером, и добродушно матерится. «Красная страна» не предполагает загадок и неожиданностей; даром, что начинается с посвящения:
«Тедди
И Клинту Иствуду.
Но раз Клинта это, вероятно, не очень волнует,
В основном Тедди.»
Жанр повествования сразу же становится понятен: где Иствуд, там и вестерн. А где вестерн – там нет места загадкам и тайнам, там...
капитан Воронин смотрел им вслед...
Под уютный скрип потертого седла Аберкромби почти вальяжно покачивает пером, и добродушно матерится. «Красная страна» не предполагает загадок и неожиданностей; даром, что начинается с посвящения:
«Тедди
И Клинту Иствуду.
Но раз Клинта это, вероятно, не очень волнует,
В основном Тедди.»
Жанр повествования сразу же становится понятен: где Иствуд, там и вестерн. А где вестерн – там нет места загадкам и тайнам, там только плохие, хорошие, злые персонажи катят на повозке, скачут на лошадях, сражаются с индейцами, украшенными ожерельями из ушей, покоряют Дикий Запад, пьют, совокупляются, грабят и после всего этого старательно теребят совесть. Или не теребят, если есть шанс заменить совесть золотом.
Глубоко ироничное посвящение Иствуду и Тедди в точности повторяет главный стержень шестой книги из цикла «Земной Круг». Можно себе представить, сколько ехидных морщин в углах рта появилось у Аберкромби в процессе написания заключительного (здесь надо поставить знак вопроса, т.к. после трилогии «Первый Закон» писатель подписал контракт еще на четыре книги цикла, но четвертая, похоже, будет сборником из 13 рассказов – релиз состоится 26 апреля этого года) романа об очаровательных мерзавцах. Ирония – это главный герой «Красной Страны». Она будет сопровождать читателя от первой до последней страницы. Выбор локаций, выбор героев, диалоги и описания, климатические условия и морально-этические проблемы, весь этот спортивно-развлекательный комплекс, одной дружной сплоченной шайкой выплясывает на черепе читателя глумливо-похоронную джигу с выходом. Здесь действуют только старики (в большинстве своем уже знакомые нам по предыдущим книгам), превратившиеся в развалины, не считающиеся уже даже культурным наследием: старцы-бойцы и старцы-любовники, старцы-мстители и старцы-романтики. У молодых задача только одна: не путаться под их ногами. Они и не путаются, в меру сил заполняя пространство романа своей непроходимой глупостью, трусостью и никчемностью.
О чем можно писать еще после «Красной Страны»? Люди не меняются, меняется только одежда. Круг замкнулся, новый круг начинается, но он мало чем будет отличаться от предыдущего. Джо Аберкромби расправляется со своими героями куда основательнее и безжалостнее, чем Джордж Мартин. Не обязательно убивать, чтобы уничтожить человека. Это у Джорджа может быть какой-нибудь Ленин, который и после смерти живее всех живых. Джо – не сторонник левой идеологии, его «Ленин» становится грязью при жизни. Впрочем, почему становится? Он и был грязью. Той самой, которая окружает нас всех, которой являемся и все мы, люди. Ирония Аберкромби тиха, не броска, но совсем не мягкая. Он легко идет на поводу у читателей, подавая на блюдечке все, что пожелаете (разве только каемочка не голубая), но делает это так, что аппетит почему-то пропадает начисто: «Одна спустила пару качающихся покрытых венами сисек свисать через перила балкона и кричала:
— Как вам они?
Шай подумала, что они смотрелись так же трогательно, как пара прогнивших окороков.»
И если кому-то подобное описание жриц любви показалось отвратительно панибратским и недопустимым в приличном обществе, то писатель, предвидя возможную реакцию, с присущими ему тактом и деликатностью немедленно делает оговорку: «Впрочем, никогда не знаешь, что зажжет огонь в разных людях. Один мужик жадно смотрел вверх, рука впереди его брюк отчетливо дергалась, другие шагали вокруг него, будто дрочить посреди улицы не стоило и упоминания.»
Единственное, в чем Джо остается серьезен от начала и до конца – это надежда, связанная с тем, что развитие цивилизации имеет свои светлые стороны, а человечество не настолько глупо, чтобы полностью себя уничтожить. И с этой дороги Аберкромби сворачивать, похоже, не собирается, потому что при всех наших тайных и явных пороках в каждом из нас обязательно найдется место надежде, и, стало быть, to be continued.
«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы…» Стоп-стоп-стоп! Дэн Симмонс вряд ли читал Николая Островского, но это не помешало автору «Террора» провозгласить всей своей книгой (и трижды повторить этот тезис в тексте) несогласие с отношением к жизни коммунистического идеолога: «Жизнь дается лишь раз, и она несчастна, убога, отвратительна, жестока и коротка.» и добавляет для верности: «Этого не может отрицать ни один здравомыслящий человек.» У...
В книге практически ничего не происходит, кроме уже известного с первых страниц факта: корабли застряли во льдах. Пришла пора мерзнуть. Изумительно холодный и отстраненный язык Симмонса четко и внятно дробит ситуацию на сотни фрагментов, а фрагменты на мириады деталей и подробностей. Вы будете читать до тех пор, пока ситуация не проникнет в вас каждой щепкой на корабле, каждой льдинкой за его бортом, каждым отмороженным кусочком вашей собственной кожи. И все это время вы будете замерзать. Для более легкого вхождения в атмосферу статичности положения Симмонс использует глагол в настоящем времени. Он словно издевается, забрасывая вас на ледяную палубу и показывая прямо перед вашим носом одного из главных героев: «Крозье трясет головой и направляется по обледенелой палубе к носу…» Это не писатель рассказывает историю, это вы сами видите здесь и сейчас идущего по палубе капитана. Когда вы пообвыкнитесь, повествование вернется в привычное прошедшее время (вернуться к настоящему еще придет момент), но для вас это уже не будет иметь большое значение, потому что писатель к этому моменту станет экстенсивным методом массированно бомбардировать вас холодом: Дэн начинает орудовать количеством. Знаете, сколько раз в романе использованы слова с корнем «лед»? 1978! А сколько «льд»? 978! И вы прекрасно начнете разбираться в разновидностях льда, научившись, скажем, отличать сераки от пакового льда. Кстати, слов с корнем «серак» – 81. Больше трех тысяч упоминаний льда на 750 (примерно) страниц романа, т.е. в среднем каждая (каждая!) страница будет четыре раза отвешивать вам ледяную оплеуху. А ведь еще есть такие слова, как «снег», «иней», «холод», «мороз»…
И стоит вам только смириться с холодом, вы даже не заметите, что к состоянию замороженности начинает все настырнее добавляться нечто похуже: болезни. Вы станете не просто мерзнуть, но при этом еще и гнить. Цинга и снежная слепота возьмутся за вас куда серьезнее, чем минусовая температура. И будет это происходить во всех мельчайших подробностях, о которых вам никогда не хотелось бы узнавать: с вонью, коростой, выделениями, испражнениями, ампутациями, кровотечением изо всех мест человеческого тела. И голод, выгрызающий не только силы, но и разум. Будет еще и вишенка, на окаменевшем от мороза торте, но вишенка – это ваш персональный бонус за строптивость и нежелание принять простую истину, что «жизнь дается лишь раз…» Далее по тексту цитаты в начале отзыва. И при этом действие отсутствует. Не происходит ровным счетом ничего, ситуация вмерзла вместе с кораблями намертво в паковые льды. Читать взахлеб не получится. Но не читать это невозможно. И если вы сумели все-таки пройти шесть седьмых книги, то наградой будет «экшн». Он добавит изрядное количество мерзости, низости и жестокости, пройдя через которые… Кроме всего прочего Дэн Симмонс еще и поэт, пусть и в прозе. Но это только для тех, кто прочитает книгу целиком.
Невероятное, ни с чем не сравнимое чтиво, написанное изысканным языком и проникающее в тему настолько глубоко, что по этому критерию выводит автора на самый пик литературного мира, где есть место только рядом, но нет места выше. Забавно, что при этом Симмонс о сексуальных взаимоотношениях рассказывает грубыми мазками, оставляя читателю возможность самостоятельно выстраивать не единожды испытанные ощущения. Литература самого высшего качества не обязана нравиться всем, но достойна того, чтобы вызвать уважение у любого, взявшего эту книгу в руки. Шедевр.
Нам часто доводится говорить: «Если бы у меня была такая книжка в детстве…» Если бы у меня в детстве была книга «Собор», я не стал бы взрывать баллон с ацетиленом, а построил бы собор. И уже только потом взорвал бы его. Дэвид Маколи настолько доступно рассказывает и (что куда важнее) показывает, как строить готические соборы, что чешутся руки немедленно приступить к строительству хотя бы маленького соборчика. При формальной ориентации книги на детей материал оказывается куда интереснее...
Теперь смотрим на недостатки. Да-да, первый из них – цена. При всех входящих и исходящих цена, прыгающая от 800 до 1000 – это явный перебор. Второй недостаток – неполная информация. И не надо удивляться: да, неполная. Дело в том, что автор описывал строительство мнимого собора в мнимом французском городе. Фантазия – это хорошо, но она должна на что-то опираться. Дэвид Маколи за основу взял самый известный готический собор – Нотр-Дам-де-Пари. Увы, но парижский собор, кроме того, что он не самый красивый из имеющихся и далеко не самый высокий, еще и не имеет ни одного шпиля на своих двух башнях! В результате читатель так и не дождется рассказа, как именно строится вот то самое ажурное каменное чудо, которое взмывает к небесам. Что очень печально, разумеется.
Вывод: не доведенная до логического завершения книга с явно завышенной ценой.
Я открываю первую страницу книги и начинаю читать: "ЗВУКИ МУ появились, когда советская власть была в самом расцвете..." И с каждой следующей строкой становится все хуже и хуже. Первая мысль: "У Гурьева рак мозга, и он решил выбить клином свою злокачественную опухоль. Вот до чего доводят пингвины!" Но уже через пару-тройку следующих предложений понимаю, что даже смертельно больной Гурьев не способен на такой пошло-бредовый текст. "Ага, - смекаю я. - Это явно не Гурьев....
Собственно книга начинается с "Intro", где автор вкратце поясняет, о чем пойдет речь в дальнейшем. Основной тезис идет поперек вступлению Гребенщикова: "И едва ли не единственный раз на ниве российского рока родилась группа..." Оформленная черно-белыми фотографиями и просто черными траурными страницами в качестве занавесей-разделителей книга сразу берет читателя в оборот живым языком и контрастностью повествования. Только что это, Бэрримор? Почему антрекот расползается под ножом и никак не хочет накалываться на вилку? Потому что это овсянка, сэр!
Чем дальше, тем ярче Гурьев доказывает, что на самом-то деле ЗВУКИ МУ не имеют никакого отношения ни к русскому року, ни к российскому року, ни к року как таковому, ни вообще к музыке. Яростная личность лидера группы Петра Николаевича Мамонова находится в аутсайде мира искусства. Регулярно задаваемый вопрос "Почему ни разу не удалось адекватно зафиксировать песни группы на аудионосителе", на протяжении всей книги находит множество объяснений - простых и сложных, запутанных и логичных, но каждый раз тщательно избегающих обобщения, словно бы вопрос множественен, как тысячекратно разделившаяся амеба. Почему? Не потому ли, что дать один честный ответ становится невыносимо тяжело, когда речь идет об иконе, о старце, причисленном к лику святых? А ведь все просто. Эта книга в болотно-зеленой обложке ярче, чем любой другой из существующих источников информации, показывает сущность феномена Мамонова. Вспомним еще раз вступление Гребенщикова, которое на первый взгляд кажется нелепым, но содержит в себе массу скрытых ключей: "Зато на концертах ЗВУКИ показывали свое истинное лицо". Ключевое и основополагающее слово - "лицо". Лицо можно только увидеть (массовому зрителю - в основном на концертах), но услышать не представляется возможным. Вот и весь ответ.
Сколько уже писано-переписано о группе ЗВУКИ МУ и ее легендарном лидере, но еще ни одному тексту, ни одной статье не удавалось столь глубоко и точно проникнуть в суть главного московского мифа. Сергей Гурьев оперирует словами так же беспощадно и точно, как хирург скальпелем, вываливая внутренности на белоснежно-стерильную простыню. Для окружающих было важно, не кем был Мамонов, а каким он был, не что исполняли ЗВУКИ МУ, а как они это исполняли. По большому счету, Мамонов ничем принципиально не отличается от известного Интернет-сообществу Чумазика: юродивый, уродец, инфернальный Гуинплен с вечно капающей слюной. Кстати, о слюне. Если уж хвалить, то взахлеб и без краев, вот и восторгаются журналисты слюнными потоками, вытекающими изо рта Мамонова: "...Разбрасывая вокруг нити жемчужной в свете прожекторов слюны, подобной невиданному спецэффекту..." Да бросьте вы, господа журналисты, право слово, это ведь просто слюни. Попросите кого-нибудь плюнуть вам в лицо и полюбуйтесь в зеркале на невиданную красоту жемчужного спецэффекта. Впрочем, есть вероятность, что приступ восторга повторится с новой силой, если этот "кто-нибудь" окажется Петром Николаевичем.
Чем ближе к окончанию книги, тем все меньше становится автора и больше - цитат, выдержек, интервью. История группы ЗВУКИ МУ покрывается слоями массовой информации, стираясь из памяти так же надежно, как былой энтузиазм Брайана Ино, сдуру связавшегося с этой ненормальной русской тусовкой. В конце книги Мамонов остается уже и вовсе в полном одиночестве, сидящий в деревне ли или на съемочной площадке Лунгина, но повсюду - один. И только редкие пространные и малосвязные монологи подтверждают факт его существования. Был ли он вообще или мы придумали его от начала до конца? Гребенщиков намекает на иллюзорный характер всей этой истории: "ЗВУКИ МУ - не группа музыкантов, а подлинная "русская народная галлюцинация"..." Мамонов более конкретен: "Никакого меня нету, и никакого моего творчества тоже нету..." Ей-богу, так оно и есть, только вот никто до Сергея Гурьева это разглядеть не сумел.
Бонусом идет небольшая книжица Александра Липницкого "Цветы на огороде". Но это уже всё вокруг да около. Пьянство, драки, рок-н-ролл, девицы, гастроли, героический Липницкий, жадный Мамонов, шоу-бизнес для неудачников. Читается так же легко, как проскакивает в пищевод масленок после стакана водки. Но масленок уже не обязателен, все равно ведет-то вовсе не от него.
Сложно предположить, что Аткинсон не была знакома с широко известной и весьма популярной книгой американского психолога Муди «Жизнь После Жизни» (полное название: «Life after life: The investigation of a phenomenon — survival of bodily death»), в которой тот подробно описывает на практических примерах переживания людей после клинической смерти в частности и околосмертные ощущения вообще. Слава этой книги просочилась в свое время даже сквозь Железный Занавес в страну вечных советов. Английская...
Нет, бесспорно, идея сюжета (который вам наверняка известен в общих чертах, даже если вы и не читали эту книгу, но который я раскрывать не намерен) захватывающа и перспективна, а если его еще скрестить с заведомо беспроигрышным голливудским приемом «time comeback» (яркие представители – «День Сурка», «Исходный Код», «Беги, Лола, Беги»), то и вовсе представляется «золотым ключиком». Можно представить, какие чувства владели писательницей, когда она торопилась обратить в буквы и слова столь привлекательную историю, вот только… Спешка нужна, как известно, при встрече с чужой женой, литература же может и обождать. Только на спешку можно списать ту небрежность, с которой написана первая треть книги. Кейт торопилась рассказать, не особенно всматриваясь в детали: диалоги показательно картонны (выезжая по большей части за счет природной язвительности автора), а описательная часть (при том, что занимает весьма немного места между диалогами) откровенно бедна, хромонога и даже местами косноязычна. Вот небольшой пример:
«Девочки помогли Бриджет убрать со стола, оставив Тедди на попечение миссис Доддс. В судомойне при кухне была большая каменная раковина с насосом вместо крана. Бриджет сказала, что «в графстве Килкенни», где она выросла, воду приходилось носить из колодца. Букет она красиво разместила в старой жестянке из-под апельсинового джема и оставила на деревянной сушильной доске. Когда они вытерли столовые приборы тонким ветхим полотенцем (естественно, влажным), Кларенс предложил им прогуляться…»
Бессвязные отрывочные фразы, как бы набивающие сцену деталями, на самом деле выглядят скорее словесным хламом, чем доставляющим радость чтивом. Надо заметить, что переводчик (Елена Петрова) еще по-женски постаралась приукрасить картинку, смягчить неловкость текста, добавив деепричастие в том месте, где его нет («…and left Teddy to fend for himself with Mrs Dodds.»).
Примерно к концу первой трети Аткинсон взяла себя в руки, выровняв слог. Повествование полилось свободно, как молоко из пакета. К заключительной трети картина повторилась с точностью наоборот: стиль становился все краше, пользуясь повышенным вниманием писательницы, а вот сюжет стал проскальзывать, напоминая динамикой заезженную пластинку, прыгающую регулярно на несколько дорожек назад. И это уже становится настоящим мучением для добросовестного читателя. Аткинсон просто не продумала сюжет до конца, решив, что такая лихая коняга сама вывезет, куда надо. А та, дурёха, взяла и не вывезла! Читателю уже давно понятно, чем закончится книга (не надейтесь, никакого неожиданного твиста под занавес не будет), а писательница все продолжает мучить и мучить своих героев, надеясь на озарение с небес. Озарение в этот момент, похоже, взяло отпуск за свой счет.
«Сойдет и так!» – говорил заяц в одном из советских мультиков. Закончилось всё тем, что он отбил себе лапу. Надеюсь, что с Кейт такого не приключится, но соревноваться с парапсихологами ей все-таки не стоит.
К пятому роману Джо Аберкромби шел по восходящей, выдав после трилогии «Первый Закон» идеальный по всем компонентам рыцарский роман, который привычно заносят в «дарк фэнтези», но по своей сути это совершенно самостоятельное и законченное произведение с отточенным до остроты скальпеля сюжетом, живыми персонажами (настолько живыми, что подчас кажется, будто Джо выдернул первых попавшихся ему в Сидней-гарден прохожих и швырнул их в мясорубку, пристально разглядывая фарш, а потом воссоздавая их из...
В «Героях» нет линейного сюжета, т.к. номинально главный герой здесь – не человек (или группа людей), а холм, за который предстоит сразиться двум армиям. Хитрый ход, выставить после затейливо выстроенного сюжетного произведения о мести и милосердии масштабную эпопею, описание битвы через судьбы отдельных ее участников. Да, «Герои» – это, безусловно, и эти самые персонажи, которые становятся героями подчас совершенно неожиданно для читателя (а иногда и для самих себя), но разукрашивание этих фигурок не добавляет осмысленности всему действу, как таковому. «Семь самураев», пожалуй, имеют куда более осмысленный сюжет. Похоже, что и сам Аберкромби сообразил в какой-то момент, что внимание читателя надо чем-то удерживать (аудитория, которая ведется исключительно на описание баталий весьма немногочисленна и вряд ли составляет большинство поклонников Аберкромби) и начал вытаскивать из рукавов энциклопедию способов убийства холодным оружием. Да, здесь Джо безусловный мастер, но и у него фантазия не безгранична: без самоповторов не обошлось. А вот что удалось без оговорок, так это многомерность характеров: каждый негодяй способен вызвать если не сочувствие, то хотя бы понимание. Здесь нет титульного средоточия зла (как это любит делать, например Маэстро Стивен Кинг), здесь в каждом человеке зло и добро живут той самой семейной парой, про которую говорят: «П…ит, значит любит».
Тут бы поставить «девять» и закончить, но на голову Аберкромби приземлился антитеррористический десант в виде переводчика Александра Шабрина. Зачем существуют переводчики? Уж точно не затем, чтобы писать собственные книги по мотивам оригиналов. Кроме того, Александр, похоже, не читал предыдущие четыре романа и на голубом глазу допускает откровенные ляпы по фактологии (не справившись с хитросплетениями судеб аберкромбовских героев). И уж совсем книга превращается в унылое оно, когда Шабрин начинает блистать эвфемизмами. Много в русском языке можно подобрать аналогов короткому ругательному междометию «shit», но даже законченный м…ак не станет произносить витиеватую сентенцию «разрази меня гром». Про международный термин «fuck» в этом свете можно уже и не упоминать. Перевод окончательно добил книгу, переведя ее в разряд среднесортной литературы, которая может доставить неприхотливое удовольствие, но от взыскательной публики восторгов не дождется.
Только семь баллов, сто чертей, разрази меня гром.
Все, что вы хотели узнать о великой группе, но боялись спросить. Бойтесь своих желаний, потому что они иногда сбываются. Книга составлена великолепно – динамично, познавательно, эмоционально. Здесь нет длиннот или бессвязных воспоминаний. Несколько уникальных фотографий, которые не успели затаскать по периодике и интернетам. И факты, деликатно вплетенные в жизнеописание группы. По своей сути «Темная сторона Луны» – это Евангелие в Новом Завете, оставленном прекратившим существование Пинк...
NB: Не упустите шанс читать «Темную сторону Луны» параллельно с книгой Ника Мейсона «Inside Out». Эти два издания великолепно дополняют друг друга: легкая забывчивость Мейсона и его навязчивое желание никого не обижать выправляются беспощадно точным Джоном Харрисом, а периодическая суховатость Харриса в достатке смазывается легким слогом и незатейливым юморком Мейсона. В остальном же обе эти книги об одном и том же (до определённого момента): о том, что должен обязательно знать любой фанат Pink Floyd, да и вообще любой из тех миллионов, что хоть раз в жизни слышали «The Dark Side Of The Moon».
Если проведена первая линия, то дальше уже невозможно остановиться. Через полтора часа ты напоминаешь воспаленными красными глазами кролика. Но почему же тогда тебя нельзя оторвать от этого утомительного занятия? Все эти кризисы, инфляции, волатильности и аннуитеты не сумели окончательно уничтожить в нас ребенка, который, прикусив от усердия язык, и водит карандашом/ручкой/фломастером по листу бумаги, истыканному точками. Сделать что-то бессмысленное, но восхитительно магическое, непредставимое...
Обращаться к этой книге надо с предельной осторожностью: предварительно оцените, есть ли в запасе достаточно времени, не подглядывает ли за вами ребенок (иначе капец вашим листочкам – будут безнадежно исчерканы в первую же минуту, когда вы отвернетесь), выполнен ли супружеский долг. И если всё сходится, то садитесь за стол и позвольте книге убить несколько часов вашей жизни и здоровья. За все надо платить, а за прекрасное – вдвойне.
Совет: первый рисунок (на первой странице) сделайте карандашом (можно подтирать ластиком ляпсусы), чтобы набить руку, а потом берите что-нибудь более яркое и жирное, что-то вроде фломастера.
Любите ли вы кантри так же, как не люблю его я? Этот вопрос каждый любитель музыки должен задать авторам книги прежде, чем выкладывать кровные рублики за подборку самых-самых продаваемых альбомов 90-х. Дело в том, что список был составлен автоматически по количеству проданных копий; если продажи оказывались одинаковы, то выше ставился тот, кто выпустил альбом позже (т.е. у кого времени на продажу было меньше). Казалось бы очень правильный, не зависящий от вкусов составителей, принцип отбора....
Дело в том, что отбор производился на основании данных по продажам двух стран: США и Соединенного Королевства. В какой из этих стран тиражи неизмеримо больше? А какой стиль музыки там наиболее популярен? Подсказка: посмотрите, хотя бы, на список номинаций «Грэмми». Все верно - кантри. Так что при всей объективизации процесса выбора альбомов авторы натолкнулись на проблему вкусов национально локализованного потребителя. Не имеет смысла воздевать руки и предсказуемо гнусавить: «Почему не попал в сотню Великий Имярек?!» Потому что вашего мнения никто не спросил, пользуйтесь мнением среднего американца, которое слегка разбавлено канадцами и британцами, и любите кантри. Это первое замечание.
Второе будет коротким, но весьма существенным. Авторы, похоже, так увлеклись магией продажи альбомов, что начисто выпустили из головы, что эти альбомы записаны определенными творческими единицами. Результатом подобного рататуя стало то, что при изобилии информации об альбоме (название, год, издательство, призы, продажи и т.п.) совсем забыли указать, что за группа или исполнитель эту музыку играют, собственно. Название групп или сольных исполнителей приходится выщипывать по вторичным признакам: фотография обложки, упоминание в тексте рецензии, состав музыкантов, принявших участие в записи. И это неудобство раз от раза вызывает досаду и некоторую неловкость: мол, как же так, родные?
А в остальном вполне достойный справочник, годный на роль легковесного приложения к знаменитой «1001 альбом, который вы должны послушать прежде, чем умрете».
P.S. GREEN DAY присутствует, не переживайте.
P.P.S. Да, размер книжки схож с размером компакт-диска. Миленько.
Эту книгу надо открывать только тогда, когда хочется праздника. В противном случае теряется половина ее очарования, и стройная серна превращается во взмыленную клячу, а карета – в тарелку тыквенного супа. Не мельтешите, дайте книге выстояться пару деньков. Посмотрите, какие праздники в книге описаны. Откройте на том, который в данный момент вам ближе по внутренним ощущениям, и приготовьте подходящее блюдо. Рецепты не сложные (справится даже начинающий кулинар), но периодически оригинальные...
Пара практических моментов.
Во-первых, не все блюда можно приготовить из-за отсутствия надлежащих ингредиентов. Таких не много, но они все же есть. Попробуйте выкрутиться, заменив на имеющееся под рукой "импортозамещение".
Во-вторых, некоторые нюансы приготовления упущены при описании. Не отчаивайтесь, внимательно рассмотрите фотографии. Снимки хорошего качества, формат книги большой, так что рассмотреть не составит труда.
P.S. Совсем забыл добавить: и не читайте перед едой русских газет.
Вот за что мне особенно понравился Зюскинд, так это за его стиль. Писатель настолько филигранно владеет искусством иронии, что в результате она становится вообще незаметна. Если в самом начале, пока он только вводит в свой мир, Зюскинд предпочитает лобовую атаку,
"... мать Гренуя, которая была еще молодой женщиной (ей как раз исполнилось двадцать пять), и еще довольно миловидной, и еще сохранила почти все зубы во рту и еще немного волос на голове, и кроме подагры, и сифилиса, и легких...
"... мать Гренуя, которая была еще молодой женщиной (ей как раз исполнилось двадцать пять), и еще довольно миловидной, и еще сохранила почти все зубы во рту и еще немного волос на голове, и кроме подагры, и сифилиса, и легких головокружений ничем серьезным не болела, и еще надеялась жить долго, может быть, пять или десять лет, и, может быть, даже когда-нибудь выйти замуж и родить настоящих детей в качестве уважаемой супруги овдовевшего ремесленника…"
то уже к середине ирония потихоньку уходит в глубину,
"А теперь вот этот парень с его неисчерпаемым запасом новых запахов, этот маленький говнюк, которого нельзя оценить даже на вес золота, вздумал как раз сейчас, когда дело так удачно расширяется, подцепить сифилитическую оспу и гнойную корь in stadio ultimo!"
а ближе к финалу и вовсе остается лишь в интонациях и подтексте.
"Он осторожно вставил в скважину ключ и повернул ручку, тихо, совсем тихо, чтобы не спугнуть ее, почти желая застать ее спящей, что бы разбудить ее поцелуем, еще раз, последний раз, прежде чем придется отдать ее другому мужчине."
Но самая большая ирония книги – главный герой: кошмарный злодей, ужасный нелюдь, чудовищное исчадие тьмы Жан-Батист Гренуй. Сколько немыслимо отвратительных эпитетов излил на его тщедушное тело Патрик Зюскинд, сколько словесных громов и молний швырнул писатель на уродливую голову маленького парфюмера, но при этом с кем он его сравнил? С клещом! Мыслимое ли дело сопоставить адово чудовище и лесное насекомое?! Вот именно. Зюскинд в зловещих красках описывает, как чудовищный клещ готовится всю свою жизнь спрыгнуть с ветки на несчастное лесное животное. Настолько ли несчастно это животное (бедное животное)? С большой долей вероятности можно предполагать, что это хищник (просто потому, что если мы говорим про лесное животное, то крот придет в голову отчаянным единицам, а заяц явно уступает пальму первенства волкам, лисицам и медведям). И вот Зюскинд фактически взвешивает на весах чудовищного клеща и несчастного серого волка (метр в холке, клыки до пяти сантиметров, когти рвут даже крепкую кожу). Гренуй – это клещ, а волк – это мы, люди. Содрогнитесь.
О чем, собственно книга? О кричащем одиночестве человека в обществе, где «каждый сам за себя», о трагедии никому не нужной личности? Да, в какой-то мере. И о безразличии, равнодушии, меркантильности, алчности, тщеславии. Но это все фон. Самое главное, эта книга – о любви. О поиске любви, о ее роли в жизни людей, о ее силе и необходимости. Удивляюсь, как можно это не понять. Патрик Зюскинд не стал бросать хлебные крошки. В стиле банальной басни, обязательно содержащей в финале мораль, в последнем предложении Зюскинд единственный раз во всей книге выбросил свой собственный стиль за борт: «Они впервые совершили нечто из любви». И оно понятно: слишком велико было желание писателя прямым текстом транслировать то, о чем он говорил всю книгу. Простим ему маленькую слабость.
Сколько раз давал себе зарок: не читай разрекламированные бестселлеры. Так ведь нет, то в какого-нибудь Дэна Брауна воткнусь, то в никчемную Стефани Майер вляпаюсь. На этот раз потянула нелегкая почитать лауреата Пулитцеровской премии Кормака Маккарти. «Дорога» вымотала все мои жилы, пока я смиренно поглощал страницу за страницей. Папа и сын идут всю книгу по дороге. Пейзаж однообразен: вокруг пепелище, живность отсутствует, люди в исчезающе малом, я бы сказал в следовом, количестве. Сколь...
«Дисней» выплатили аванс за грядущее издание Баркеру, только посмотрев на его рисунки к «Абарату», даже еще не представляя, о чем будет эта книга. Клайв Баркер любит не только писать книги, но и рисовать. И все-то у него получается с каким-то магическим притяжением. Дьявольская магия холодными пальцами хватает за горло где-нибудь недалеко от начала повествования и не отпускает от себя до тех пор, пока простыни не станут насквозь мокрыми от противного пота, до тех пор, пока не будет прочитана...
Мастер сумел удивить, написав неординарный роман. Абсолютно "некинговский" сюжет и в то же время проработка главных действующих лиц и деталей повествования (в т. ч. работа с фактологией) на уровне лучших шедевров. И, конечно же, любовь. Столь тонкого и нежного романтика в Стивене Кинге мне встречать еще не доводилось (даже в "Колдуне и кристалле" отношения крепки и горячи, но не столь хрупки и трогательны). После прочтения можно встать и честно поаплодировать: "Спасибо,...
Тонино сам поставил себя в неудобное положение, из которого с той или иной степенью успеха попробовал выкарабкаться. Когда он берется писать только о неудачниках, то получается искрометная «Сага», когда отстраненно об эмигрантах – неравнозначная, но понятная и энергичная «Малавита», но если на детективный сюжет насаживается очередной гимн тому, что неудачники правят миром, в параллель к мощной рефлексии парижанина с итальянским происхождением, то рвать на отсутствие родины начинает не только...
Есть подозрение, что Тимошенко Елена ни разу в жизни не слышала слово "комикс". Крутил в руках в книжном. Потом не удержался, заказал кофе, сел и прочитал целиком. Драйвовый комикс, качественно нарисованный и изданный. Займет по адекватной цене достойное место в коллекции. Но! Я не собираю комиксы - не купил. Оценивать вместе с книгами - нелепо, в ряду комиксов - не выдающееся произведение, но в первых рядах. Единственный минус: многовато текста для комикса. Жаль, не та у нас страна,...
Не знаете, что почитать?