Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Моя Америка | +11 |
Учебник рисования | +11 |
Дирижабли | +10 |
На руинах Византии | +10 |
Стихотворения | +6 |
Роман-призер премии "Большая книга-2018" - это само по себе сильная рекомендация. Написано увлекательно, читается залпом. Интересен даже не столько сюжет - финальная разгадка, кстати, оказывается хотя и неожиданной, но не слишком впечатляющей - сколько погружение в среду сейчас уже исчезнувших кругов позднесоветского времени: университетской профессуры старой, еще довоенной закалки, полуподпольного церковного неофитства, околоторговой советской элиты из окружения подруги героя и т.д....
В любом случае, прочесть стоит.
Дмитрий Быков характеризует Виктора Соснору как автора авангардного (и поэтому ему не близкого); но это очень необычный авангард - скорее, даже не авангард, а просто не-мейнстрим. Язык и образный ряд Сосноры наследует и древнерусским текстам, и предреволюционному футуризму, и открытости шестидесятых.
Издание отличное, глянцевая ламинированная обложка, хороший переплет, белейшая бумага, чуть просвечивающая из-за малой толщины, но это не мешает.
Книга 2011 года, вот-вот станет библиографической...
Издание отличное, глянцевая ламинированная обложка, хороший переплет, белейшая бумага, чуть просвечивающая из-за малой толщины, но это не мешает.
Книга 2011 года, вот-вот станет библиографической редкостью.
Книга, которую стоит приобрести хотя бы для того, чтобы понять, кто есть в современной сербской литературе, кроме Горана Петровича (рассказ которого здесь, кстати, тоже есть).
По полиграфии - отличная белая бумага, слегка матовая обложка, качественный прошитый переплет, выглядит очень современно.
Собрание одного из ключевых поэтов поколения, начинавшего в позднем СССР (про поэзию Айзенберга в формате книжного отзыва говорить бессмысленно, это отдельная большая тема).
Книга намного объемнее, чем кажется по каталогу, отличная полиграфия, не глянцевая, но очень белая и приятная на ощупь бумага. Несколько коротких предисловий, в том числе Григория Дашевского.
Издание, ценное прежде всего для целостного понимания фигуры Кривулина. По цифровым подборкам Кривулин кажется либо авангардным, наподобие Сосноры, либо предельным классицистом; здесь же он во всей многогранности. По возможности сохранены циклы и авторские сборники - которые в 70-х, естественно, в официальной печати не выходили (да, нужно отметить - здесь именно тексты 70-х, которые автор в более поздние книги не включал).
Серия вообще замечательная, ждем от "Пальмиры" новых изданий.
Лично для меня Парщиков - из всех троих метареалистов "в узком смысле" (по Кедрову) - самый трудный. Он не гипнотизирует, как Жданов, и к нему не подойти со стороны явной иронии, как к Еременко.
Этот сборник (это именно сборник, выборочно от первых опубликованных до последних - а не авторская последняя книга "Дирижабли") понравился тем, что здесь есть все тексты, с которых можно подступиться к Парщикову, включая "Минус-корабль", "Землетрясение в бухте...
Этот сборник (это именно сборник, выборочно от первых опубликованных до последних - а не авторская последняя книга "Дирижабли") понравился тем, что здесь есть все тексты, с которых можно подступиться к Парщикову, включая "Минус-корабль", "Землетрясение в бухте Цэ", "Новогодние строчки", и при этом объем достаточный для накопления критической массы понимания (или неприятия).
Отдельно отметить: большое предисловие Ильи Кутика.
Полиграфия очень неплохая, гладкая лощеная обложка (с загибом "под суперобложку"), переплет клеёный, но, кажется, крепкий.
Выглядит по-настоящему подарочно, что редко для серьезной поэзии. Плотная, приятная на ощупь суперобложка, под ней классический "коленкоровый" переплет, очень белая, но без глянцевого блеска бумага.
По содержанию. Во-первых, это полное собрание стихотворений (но только стихотворений - без пьес и радиопьес). Во-вторых, каждое стихотворение - в английском оригинале, рядом перевод, плюс ближе к концу для многих текстов альтернативные переводы, т.е. для многих стихотворений - до 3-4...
По содержанию. Во-первых, это Полное собрание стихотворений (но только стихотворений - без пьес и радиопьес). Во-вторых, каждое стихотворение - в английском оригинале, рядом перевод, плюс ближе к концу для многих текстов альтернативные переводы, т.е. для многих стихотворений - до 3-4 переводов. Переводчики разные, надо отметить - много переводов Британишского, есть даже Ольги Седаковой.
Если не ошибаюсь, Дилан Томас для современной англоязычной литературы - поэт до сих пор по-хорошему спорный, не забронзовевший в признании, но при этом общеизвестный (курьезный пример: у Саймона и Гарфанкела в характеристике персонажа, "не понимающего в поэзии", встречается: "когда вы говорите Дилан, он думает, что речь про Дилана Томаса" - "When you say Dylan, he thinks you're talking about Dylan Thomas"). Английская силлаботоника с полноценными рифмами для ХХ века - это не то слишком смело, не то слишком наивно, т.е. это не пример английского мейнстрима, это штучная, стоящая особняком поэзия.
Must have для интересующихся.
Автора нет смысла представлять. Сначала ставший заметным "продвинутым" поэтом (круг "Вавилона"-"Воздуха"), затем – православным священником (из настоящих) и замолчавший почти на десять лет, и еще затем – научившийся это совмещать без каких-либо компромиссов. Пронзительной глубины верлибры чередуются с авторскими рисунками, манеру которых не спутать ни с кем (пример, если интересно, на одной из приложенных фотографий).
Удивительно, что книга (первая после...
Удивительно, что книга (первая после возвращения в поэзию, еще минусинского периода, до попытки перебраться в Москву) при не особо большом тираже до сих пор доступна в продаже. Не уверен, что все тексты можно найти в сети.
Полиграфия – традиционная для серии НЛО ("Нового литературного обозрения"), т.е. на уровне.
Один из самых странных поэтов старшего поколения (из ныне живущих). Чейгина можно было бы считать метареалистом, доведшим принципы метареализма до логического конца (и пошедшим в этом направлении дальше Ивана Жданова), при этом оставаясь в формальных границах языка, не выворачивая его наизнанку.
Большое предисловие Ольги Седаковой (уже достаточная рекомендация). Рисунки - беглые портреты автора в разные годы - Герты Неменовой. Сейчас вышла, если не ошибаюсь, еще пара книг Чейгина, эта – 2007...
Большое предисловие Ольги Седаковой (уже достаточная рекомендация). Рисунки - беглые портреты автора в разные годы - Герты Неменовой. Сейчас вышла, если не ошибаюсь, еще пара книг Чейгина, эта – 2007 года – первая. Тираж не слишком большой, переиздание маловероятно, вот-вот станет раритетом.
Книга непривычного для таких издания объема: реально толстая. Что до содержания, то комментировать поэзию такого уровня трудно, Алейников – в одном ряду с ведущими шестидесятниками, хотя и несколько в тени. Поэзия по внешности мйнстримная, но именно этим, как ни парадоксально, выделяющаяся из мейнстрима – каким-то ощутимым отсутствием желания выделиться, заявить оригинальность, показать и доказать. Могу ошибаться, но здесь собрано почти всё из более-менее известного, написанного Алейниковым,...
Полиграфически издано хорошо: полноценная твердая обложка, крепкий прошитый переплет, нормальный шрифт, белая, не очень гладкая, но приятная на ощупь бумага.
Это не совсем тайм-менеджмент, а точнее, совсем не тайм-менеджмент. Это практическая психология, которая может лечь в основу личного тайм-менеджмента. Книга о том, как поддерживать себя в состоянии, позволяющем по возможности эффективно работать на результат. Все изложение построено на авторской теории и методике, ее разнообразных применениях.
Несколько глав ближе к концу немного выбиваются из общего потока и воспринимаются как приложение: о проблемах концентрации внимания, в том числе у...
Несколько глав ближе к концу немного выбиваются из общего потока и воспринимаются как приложение: о проблемах концентрации внимания, в том числе у детей, и способах их компенсации.
За переводом местами слышится английский оригинал, но это его не портит.
Это именно учебник. Т.е., для того, чтобы как-то освоить бытовой минимум, не вникая в грамматику, подойдет не очень. Но зато вполне рассчитан на более-менее систематические самостоятельные занятия с результатом в виде вполне приемлемого сербского (из-за славянской родственности, "начальный курс" для русскоговорящего примерно соответствует объему того, что в английском называют уровнем intermediate). А оно того стоит: сербский – это ведь не только отпуск в кафанах Белграда и на пляжах...
О полиграфии – бюджетно, но качественно. Бумага белая, шрифт не мелкий, переплет (что важно для учебника) мягкий, но крепкий.
Радует, что в "Лабиринте" стали появляться книги, которые раньше можно было купить разве что в неформатных магазинчиках в столицах да разными окольными путями через издателей. Новый сборник-компиляция Сергея Шестакова (а это однозначно поэт первого ряда) – из таких книг. Название, происходящее от разошедшегося в сети цикла "20 коротких стихотворений о любви" ("Она произносит: лес"), в некоторой степени может ввести в заблуждение; но это не любовная лирика в обычном...
Книжка, если кто видел предыдущую, "Другие ландшафты" - точно такого же формата, но вдвое толще, составлена вперемешку, точнее, в новом авторском порядке, выборочно из всех предыдущих сборников и новых текстов, выкладывавшихся в жж Шестакова уже после "Ландшафтов".
Книги такого рода быстро становятся раритетами (попробуйте сейчас разыскать, например, "Воздух и ветер" Ивана Жданова или "картонную" серию "Твердый переплет" ОГИ).
Работа действительно классическая и фундаментальная. Финальный аккорд прервавшейся век назад отечественной византологии. Помимо объема, глубины и полноты, хочется отметить несколько моментов.
Первое. В отличие от многих новых изданий (а они в основном переводные), автор не смотрит на Византию как на некий экзотический тупиковый боковой побег мировой цивилизации. Наследие Восточной империи осознается и преподается вживую, но в то же время без появляющейся сейчас восторженной...
Первое. В отличие от многих новых изданий (а они в основном переводные), автор не смотрит на Византию как на некий экзотический тупиковый боковой побег мировой цивилизации. Наследие Восточной империи осознается и преподается вживую, но в то же время без появляющейся сейчас восторженной мифологизации.
Второе. Редкий по нынешним временам образец классической (дореволюционной) гуманитарной работы, что интересно и ценно само по себе.
Относительно конкретного издания - да, шрифт мельче привычно-книжного, но не настолько, чтобы вызывать неудобство или утомление при чтении. Переплет и бумага качественные, обложка солидная, быстрый износ даже при использовании в качестве справочника маловероятен. То, что традиционно четырех-пятитомник вышел в виде двух томов, считаю скорее плюсом.
Геннадий Николаевич Айги – единственный (после Бродского) реально читаемый и оцененный в мире отечественный поэт. Айги мог бы стать (а возможно, еще станет, хотя до подлинного триумфа не дожил) основоположником новой магистральной ветви русской поэзии. Непонятно, с кем его можно сопоставить: как-то сам по себе; разве что метареалисты семидесятых-восьмидесятых, но и то очень отдаленно. Если попытаться определить поэзию Айги в двух-трех словах, лично у меня получается что-то вроде...
Книжка не очень объемная (около двухсот стихотворений, далеко не большая часть наследия), но включает тексты от самых ранних – которые Айги читал Пастернаку – до последних, написанных уже в нынешнем веке. Сетевые подборки как правило фрагментарны, кроме того, безнадежно ломают строфику, которая у Айги (с его принципом, позаимствованным у А.Крученых, с которым тоже был знаком: не метрично, но ритмично – как волна) крайне важна; есть смысл читать эти стихи с бумаги.
Воспоминания о том периоде, когда автор еще не был ведущим сектоведом России. Московские хиппи семидесятых (в самом ядре "второй системы"), вынужденная эмиграция, кампусно-студенческая тусовка Нью-Йорка, затем – постепенно – врастание в интернациональную православную диаспору США, круг, близкий к таким лидерам русского духовного зарубежья, как о.Александр Шмеман и о.Иоанн Мейендорф; путешествия автостопом по Европе и Востоку, работа на русскоязычных радиостанциях и многое другое....
На презентации А.Л. комментировал, что под "своей Америкой" понимает не столько Соединенные Штаты, сколько "открытие Америки", радикальный жизненный переворот.
Главное и первое: это НЕ книга по византийской истории; чем, собственно и интересна. Это, скорее, коллекция исторических материалов об отдельных местах, связанных с Византией, в привязке к сохранившимся памятникам (и православным святыням), доступным для посещения из популярных туристических направлений: побережий Египта, Турции, Черногории, Кипра, греческих островов. Собственно византийский период, как правило, занимает менее половины изложения и тесно увязан с предшествующим античным и...
Отдельное слово – об издании. Примерно так для нашего поколения, почти – или вовсе - не заставшего самиздат, но еще понимающего, что он означал, должно выглядеть издание неподцензурной отечественной поэзии тех лет. Грубый желтовато-серый картон обложки, крошащийся по краям, наклеенная «любительская» фотография, обклеенный коричневым папочным коленкором корешок (внутри, контрастом - белейшая бумага и отличная полиграфия). Такую книгу, полистав, трудно вернуть на полку магазина – руки как-то...
Что касается содержания, то оценивать поэтов первой-второй величины – дело неблагодарное. Книга разделена приблизительно пополам: стихи и короткие рассказы разных (действительно разных) лет; подборка радиоэссе, озаглавленная «Атлантический дневник» - о большом и серьезном, без злободневности и радикализма. Вкрапления черно-белых фотографий, включая выездную ОВИР-овскую визу автора.
Один из самых глубоких и неангажированных романов первого десятилетия XXI века, после выхода которого Максим Кантор приобрел репутацию нерукопожатного в определенных кругах интеллигенции. В манере где-то грустного, где-то беспощадного гротеска прослежены судьбы людей самого разного круга на протяжении переломных двадцати лет. В фокусе – среда столичной художественной тусовки, и это не случайно: знакомый с этой средой не понаслышке Кантор рассматривает художественный авангард как идеологическую...
Несмотря на традиционные канторовские длинноты, читается запоем. Книга с непредсказуемыми перспективами, которую есть смысл иметь на бумаге.
Не знаете, что почитать?