Цветок камалейника

ПРОЛОГ

...скатились с Ее запястий две капли крови, пали на землю и обернулись семенами. И сказала Она: да станете вы Началом начал!

Летопись Предвечная. Предание о камалеях

...они напали, как только стемнело. Не стали дожи­даться ни полуночной мглы, ни предрассветной сонливости караульных.

Словно хотели не просто уничтожить, но и унизить.

Дозоры, выставленные на подступах к дому, застать врасплох не удалось, но это мало что меняло. Засевшие в рассекреченном убежище были настороже всегда. Иду­щие к нему в этом не сомневались. Потому и не пытались ни таиться, ни вести переговоры.

К тому же их было больше. Гораздо больше.

Часть пришельцев, пригибаясь к земле, обежала и оцепила здание. Остальные в открытую выстроились треугольником напротив крыльца. Сразу видно — профес­сионалы: ничего лишнего ни в одежде, ни в слаженных, отточенных движениях. Из доспехов — только легкие кольчуги, оружие — две фьеты в заспинных ножнах черного цвета, означающего, что кромки волнистых клинков сма­заны парализующим ядом.

По велению Иггра Двуединого, откройте! — стук­нув по двери кулаком, зычно выкрикнул командир. Сто­явший рядом, однако державшийся отчужденнее горного пика мужчина (единственный, кто пренебрег броней и оружием) брезгливо поморщился. Разумеется, обережникам положено придерживаться устава, но смысла в нем он не видел — проклятые сектанты заслуживали не больше почтения, чем расплодившиеся в амбаре крысы. Вслух же сказал:          

Будьте бдительны, среди них трое «шипов».

Благодарю за предупреждение, йер Архайн,— поч­тительно откликнулся командир, хотя по властному тону мужчины было ясно, что участь спутников его ничуть не интересует. Только результат.

Входим,— скомандовал он, вытаскивая из-за пояса саму собой развернувшуюся плеть. Взмах, синяя трес­кучая молния — и дверь раскололась надвое. Правая по­ловина выпала наружу, левая, перекосившись, осталась висеть на нижней петле. Командир пнул ее сапогом, с ругательством увернувшись от рухнувшей под ноги доски.

Жала сорока фьет подозрительно уставились в сле­пящий проем. В пустом просторном зале горели свечи — несколько тысяч длинных и тонких восковых побегов, увенчанных лепестками пламени. На полу и стенах мер­цало, переливалось кружево светотени, потолок тонул во тьме — неестественно-белые огоньки не разгоняли ее, а как будто оттесняли вверх.

—   Я сказал: входим,— с нажимом повторил йер, и об­вившаяся вокруг его запястья плеть начала со зловещим шелестом расправлять кольца.

Командир взглядом велел ближайшему обережнику переступить порог. Ослушаться тот не посмел: боязливо сделал первый шаг, чуть увереннее — второй, а на третьем кружево у него под ногами колыхнулось, и человек, бес­толково взмахнув руками, упал на спину.

Удар о каменный пол — штука неприятная, но он бы не заставил бывалого воина захлебнуться криком. И уж точно не поползли бы сквозь кольчугу, смешиваясь с тенями, черные вязкие ручейки.

Свечи как ни в чем не бывало продолжали гореть, чуть подергиваясь от корчей насаженного на них тела.

—   Проклятье! — Архайн выждал, пока вопли умира­ющего стихнут, чтобы не пришлось повышать голос—
Эти ублюдки успели провести вторую инициацию.

По светлому и одновременно непроглядному залу сквозняком пронесся издевательский смех, свечи слаженно вильнули язычками, но ни одна не потухла.

Командир поежился. Нет, бояться он не боялся, но задача оказалась сложнее, чем он думал, и требовалось какое-то время, чтобы смириться с ее новым условием.

Где они ее прячут? В подвале?

Нет,  на чердаке,— так раздраженно откликнулся мужчина, что обережник подумал было: над ним снова издеваются.— Вы что, забыли, как выглядит эта хибара? Четыре глухие пристройки и два ряда окон, а сейчас мы видим только один.

Но здесь нет ни дверей, ни лестниц...

Если вы не способны их увидеть, это еще ничего не значит,— перебил йер.— Убейте «шипов», и мороки развеются.

Я полагал, что убивать невидимое — забота Взыва­ющих... господин,— без особой охоты добавил командир, про себя на чем свет стоит костеря вздорного спутника. Если бы приказ о временном зачислении йера в карательный отряд не исходил от самого Приближенного, он бы всеми правдами и неправдами попытался отвертеться от такого «пополнения». Взывающему-то бояться нечего, а каково простым фьетчикам на жрецов вруко­пашную идти?! К тому же этот стервец не упустит случая выслужиться перед дхэрами, настрочив на обережь про­странный хулительный донос — по поводу и без оного. Архайн презрительно фыркнул:

Я не собираюсь разбрасываться вверенной мне си­лой по мелочам.

А я не собираюсь разбрасываться людьми,— огрыз­нулся начавший терять терпение обережник.— Почему бы просто не облить дом смолой и поджечь? Этот метод еще ни разу нас не подвел.

Его подчиненные продолжали топтаться у порога, сла­бо представляя, что они должны делать. Рубить воздух, надеясь случайно задеть врага? Ворваться в дом всей толпой, цепляясь друг за друга, чтобы не упасть? А да­льше?

—   Чтобы через год опять рыскать по всей стране с высунутыми языками? Нет уж. Пырей надо не скашивать,
а выпалывать.

—   То есть?     
Взывающий не удостоил его ответа —пренебрежите­льно оттолкнул локтем и вошел в дом, без колебаний направившись к центру комнаты. Обережники вынуж­денно потянулись за йером, стараясь попадать след в след. Замыкающему приходилось хуже всех: он прикры­вал тылы, ступая задом наперед и не имея возможности оглядываться на товарищей. Хотя на самом деле он мало что терял: ловушки жрецов — не слепые зубья капканов, которые поджидают жертв на одном и том же месте.

— Ага! — Архайн с довольной усмешкой положил руку на воздух, и под ней медленно проявился кусок перил с обрывками ступеней. Стоило ладони соскользнуть, как видение подернулось дымкой и снова исчезло.— Вот и лестница. А вот и...

Резкий полуоборот, змеиный выпад плети — и воз­никший из ниоткуда человек сначала со стоном рухнул на колени, а затем завалился на бок, тщетно пытаясь зажать вспоротый от паха до подреберья живот. В воздухе разлился тяжелый запах крови и требухи, крутящий желудки новичкам и опьяняющий ветеранов. Ближайшему обережнику хватило беглого взгляда, чтобы заключить — одним врагом меньше. Более пристального не последо­вало и по другой причине: он ошибся. Уже вроде бы обмякший «шип» внезапно взвился на ноги, всплеснул стальными крыльями клинков и снова — на сей раз окон­чательно — осел на пол в компании еще двух трупов. В зале стало на порядок темнее: часть свечей потухла, оста­льные беспокойно затрепыхались, приугаснув.

Йер брезгливо посторонился, пропуская прокатившу­юся мимо сапога голову, в то время как оправившиеся от шока обережники яростно набросились на мертвого жреца, полосуя его фьетами. Дураки. Переоценить опасность порой хуже, чем недооценить.    

Словно овеществляя его мысли, из теней вынырнули еще два «шипа», без всякого почтения ударив увлекшихся обережников в спины.

Свистнула плеть, но враги тоже умели учиться на ошибках — цель прянула назад, растворяясь в дымном воздухе, а второй жрец махнул в сторону Взывающего рукой, от которой веером разошлось марево. Свечные огоньки жадно потянулись к нему, истончившись до ни­тей, а коснувшись, растеклись по изнанке, образовав пласт клубящегося огня.

В каком-то шаге от Взывающего пламя словно уко­лолось о его взгляд, пергаментно завернулось вверх и хлынуло в обратную сторону. Жалобно тренькнуло лоп­нувшее от жара стекло, полыхнула рама, занавеси, со двора донеслись крики карауливших окно бойцов, по­павших под дождь из раскаленных осколков и горящих щепок.     

Когда огонь слизал ткань и сыто отполз к карнизу, на полу возле подоконника обнаружился обугленный труп — но не «шипа», а обережника, случайно оказав­шегося между жрецом и Взывающим.

Йер наугад перекрестил воздух плетью, покрутил го­ловой, часто смаргивая зудящими от дыма глазами, но время было упущено — второй «шип» тоже исчез. В зале снова воцарилась тишина, прерываемая тяжелым дыханием уцелевших, сбившихся спинами людей.

Кажется, одного мы зацепили,— неуверенно про­бормотал командир, разглядывая свой клинок. Увы, после подобной неразберихи кровь на нем вряд ли могла слу­жить убедительным доказательством. Скорее, утешением, и то слабым.

Кажется,    чудится,    мерещится!    — презрительно фыркнул Взывающий, концом рукояти обводя пять распластанных среди свечей тел.— Это тоже?

Обережник стиснул зубы и отвернулся. Если дхэрам так уж приспичило взять эту Тварь живьем, почему они не отправили сюда десяток Взывающих? Пусть бы швы­рялись ирнами на равных со жрецами, а не разменивали пятерых за одного.

Хотя чего тут размышлять — и так все ясно. Пополнить ряды обережи — да что там, полностью ее заменить! — можно хоть завтра: любой наемник спит и видит, как бы добавить к татуировке ободок, а вместе с ним славу, власть, верное (и немалое!) жалованье плюс премиальные и грабежные. А нового Взывающего надо еще найти, обучить, проверить на надежность...

Унизительно чувствовать себя разменной бусиной, но всяко лучше, чем от темна до темна горбатиться в поле или мотаться по селищам в поисках случайного заработка.

Командир расправил плечи, подавая пример бойцам. Да те и сами уже поняли, что их единственное спасение — в сплоченности и выдержке. Рано или поздно жрецам снова придется высунуться из теней, а плеть йера, как люди уже убедились, била куда дальше реальной длины.

Наступило то мерзкое затишье перед боем, которое изматывает куда сильнее самой схватки. Йер со скучающим видом пощелкивал плетью, сбивая уцелевшие ого­ньки, как головки одуванчиков. Временами он промахи­вался, брал слишком низко, и по полу стучали кусочки свечей. Один из них подкатился к ноге командира, и тот не удержался, наступил. Воск как воск, сплющился и прилип к подошве, отскабливай теперь...